Княжич Юра
Шрифт:
* * *
Однако, пожалуй, один положительный эффект у этих визитов социальной педагогички точно есть — они очень оживляют и разнообразят нашу с женой половую жизнь. Тут не поспоришь.
Но это из плюсов. Из минусов же тот неприятный момент, что на жёсткой диете я сижу в одном мире, а голодный и злой, как та псина, хожу в обоих!
Нет, так-то я придерживаюсь почти одинакового рациона питания и там, где я Юра Княжич, и там, где я тридцатисемилетний писатель. Но, дело-то в том, что в «писательском» мире я свой первоначальный этап прошёл
Да ещё ж и жена… Она не разделяет моей «пищевой» идеологии. Хотя, не только «пищевой». Она вообще со мной очень мало по каким вопросам сходится. А в питании — особенно сильны наши противоречия.
Так вот, за прошедшие полтора года, что мы с ней кушаем отдельно друг от друга, она, блин, наловчилась готовить так… что от запаха её блюд… аж пальцы на ногах сводит! Попробуй тут не сорваться! Попробуй остаться верным избранному пути. А тут ещё эти «сны» с их второй реальностью, более реальной, чем сама реальность.
А женщины. О, женщины! Интуиция — суть и имя ваше! Интуиция и коварство.
Жена моя, она, словно чует (а, может, и не «словно», а и правда чует) слабину и начинает… То рульку свиную запечёт, то курочку разделанную, кусочками порезанную, замаринованную пряными травами, майонезом и кетчупом, то ещё что-то такое же забористое. И ведь в духовке же! А значит на несколько часов, а то и на весь вечер запах… пропитывает весь дом. Каждый его самый укромный уголок. Нигде не спрячешься.
И, блин, как раз в то время, и в те дни, когда мне уйти никуда нельзя, а работать надо! Лежишь с ноутбуком, печатаешь, слюной давишься, яблоками и урюком живот набиваешь, пока тот «трещать» не начинает…
Не знаю, насколько меня ещё в таком режиме может хватить. И, чем это всё закончится — срывом, разводом или ещё чем-то. Но, пока, я держусь. Хожу грустный, голодный и злой в обоих мирах. Тут ещё тренер с новыми соревнованиями. Пойти, что ли? Накопленное выплеснуть в «конструктивно русло». Глядишь, даже выиграю чего-нибудь… если снова из квадрата не вынесут, конечно. И на то, и на другое шансы не нулевые.
* * *
Глава 10
* * *
Мой отец — чудовище. Монстр, один из тех, про кого сочиняют эпичные и супергеройские комиксы в мире второго моего тела… или первого? С этими странными «снами», я уже начинаю путаться в первичности и вторичности своих частей. Да и с самоидентификацией с каждым днём становится всё сложней и неоднозначней. Мне кажется, что… как бы это объяснить? Эм, попробую с начала.
Как я определял себя в первый день? Как тридцатисемилетний мужик, спящий и видящий сон о том, что у него внезапно появилось второе тело другого возраста, роста, физических кондиций, социального положения и окружающего мира.
Что было потом? Потом начала проявляться «память тела» с его же ассоциативными цепочками и «чистой» информацией. Дальше… дальше начала проявляться фобия, ведь, если хорошенько подумать и проанализировать начало моего приключения, её в первый день не было. Либо она была настолько незначительна, что
То есть, фобия «развернулась» позже.
А ещё позже, «развернулась» она и в начальном мире меня-мужика, что уже вовсе ни в какие ворота не лезет.
Всё это похоже на то, что две сущности, тридцатисемилетнего писателя и пятнадцатилетнего Княжича… сливаются. Постепенно, достаточно медленно, но оттого не менее надёжно. Память, восприятие, психологические проблемы, эмоции и реакции тела — всё это становится общим и однородным.
Вот только, писатель был старше, поэтому, чисто количеством жизненного опыта, энергии, развитостью своей личности, сразу смог подавить гораздо менее опытного и стойкого пацана, к тому же ещё и пребывающего в чернейшей депрессии. Смог. Сначала. Когда отодвинул его на «второй план», заставил «забиться в уголок»… А потом пошло слияние. И теперь, я представляю собой некий «раствор» этих двух личностей, как двух жидкостей, которые теперь вообще никак не разделить между собой. Да даже и границу не прочертить или четкий признак обозначить, по которому можно было бы вообще попытаться провести это разделение.
Сложно все это. Но, самого себя анализировать, просто и не бывает. Одно лишь теперь однозначно — я больше не в состоянии точно сказать, кто же есть я? «Мудрец, который видит сон, что он бабочка, или бабочка, которая видит сон, что она мудрец…». И четко расставить номера своих тел и жизней, как и миров, а значит и их приоритетность относительно друг друга, я так же не могу — этому сопротивляется всё моё нутро.
Но ведь как-то их всё же обозначать надо. Тут не поспоришь. Так что, пусть будут: мир писателя и мир Княжича. Просто, чтобы не путаться.
Ладно, к чему я об этом? Не помню.
Но мой отец — чудовище. Отец Княжича. Пётр Андреевич Долгорукий. Князь Долгорукий. Князь Московский.
Недавно я вдруг заинтересовался тем, что же из себя представляют Дар и Одарённые. Да — вот так вот поздно. Но, что тут поделаешь? Писатель был больше сосредоточен на «более практических вещах», на том, что его не устраивало в новом теле и жизни, но подлежало возможности изменения. Может это и удивительно для писателя-фантаста — не заинтересоваться настолько фантастическим обстоятельством, как наличие «магии» в новом мире, но, будем честны — даже фантасты редко относятся серьёзно к таким вещам, как магия, в душе не очень-то в неё веря. А вот к бытовым проблемам, относятся с огромным вниманием без исключения все. Вот и писатель ушами прохлопал.
А Княжич… для него это слишком естественная часть мира. Да ещё и та, затрагивание которой весьма болезненно. Ведь так и не проявившийся к критическому возрасту Дар, был для него равносилен крушению всего мира. Вот он и не жаждал об этой теме вообще лишний раз вспоминать.
А между тем… Мой отец — один из тех, кого в Империи называют Богатырями. И это не лесть, не какое-то там прозвище или туманный термин, применимый к любому бойцу, обладающему способностями, как-то превышающими человеческие, нет — это официальная степень или ступень в овладении Даром. И их всего семь. И Богатырь — высшая.