Княжий отрок

Северцев-Полилов Георгий Тихонович

— Что вы за люди? — спросили в волоковое окно.

— Пусти нас, мы княжий слуги.

— Кто вас знает, правду ли говорите, не мало теперь всякого народа бродит, — недоверчиво проговорил хозяин. — Кого вам нужно?

— Да надо бы нам пономаря Афанасия, от игумена Андрея к нему с поклоном посланы.

— Иной разговор бы был, когда бы сразу об этом сказали.

Тяжелый засов загремел, и калитка распахнулась. Навстречу вышел пожилой мужчина.

— Милости просим, гости дорогие, коли вы взаправду от отца

Андрея.

— Да, никак, мы прямо к Афанасию и угодили? — шепнул на ухо Григорию Семеныч.

— Войти-то мы войдем, а куда коней-то на ночь поставить? Мороз-от лютеет, ишь как выяснило, как бы за ночь кони-то не продрогли.

— Найдется и коням место, милостивцы, — сказал с поклоном хозяин, — сейчас для них ворота открою.

Заскрипели ворота, дружина въехала во двор.

Путники вступили в просторную избу, тепло натопленную, только дым от лучины ел глаза.

В красном углу большая полка была уставлена образами. По стенам тянулись чисто выструганные лавки, перед которыми стоял довольно большой стол. Огромная печь выступала углом из стены.

— Проголодались с дороги-то, милостивцы? Милости просим нашего хлеба-соли откушать, — предложил хозяин.

— Да кто же ты? — спросил княжий отрок.

— Меня же искали и меня же знать не изволите, — усмехнулся хозяин. — Пономарь церковный, Афанасий.

— Вот оно дело-то какое! А нам и невдомек, — пробормотал Семеныч.

Скоро на столе перед гостями появился большой горшок с кашею, и проголодавшиеся гости усердно за нее принялись. Стали расспрашивать потом и о деле.

— Рад видеть в своем доме княжеских ближних людей и много доволен, что ко мне с таким делом пожаловали. По чести, по совести все вам расскажу, но знаю, что и вы в свой черед здесь никого не обидите! — говорил Афанасий.

При слабом свете дымной лучины дьяк делал запись и подсчет, его маленькие глазки слипались, он еле водил пером.

— Ну, на сегодня довольно, чего зря жечь-то лучину, — решительно проговорил княжий отрок, — о завтра день еще успеем.

Гости улеглись по лавкам, хозяин, тщательно потушив чадившую лучину, полез на печь. Скоро в избе раздалось мерное похрапывание. В селе никто не знал о приезде княжеских людей. Явились они сюда вечером, и, кроме пономаря, никто их не видал.

Служа утреню, Афанасий передал священнику о приезжих гостях и рассказал ему, почему они остановились у него в доме.

Утомленные дорогой путники долго проспали. Афанасий не велел их будить, пока он не вернется из церкви, но Григорий проснулся раньше других. В полусне он услышал, что кто-то ходит около стола и, с обычной у ратных людей опаской, приподнял голову и стал прислушиваться. В избе еще было темно, но привыкшие к темноте глаза отрока сразу заметили какую-то белую фигуру, проскользнувшую около его изголовья.

— Кто ты? — не без тревоги со сна спросил княжий отрок.

— Оксинья… Афанасьева дочь.

Теперь только вспомнил Григорий, где он.

— Прости, красавица, — смущенно прошептал отрок, — что тебя остановил.

— Ничего, господине милостивый, тятенька велел вам на стол квасу поставить, коли испить захотите, — певучим голосом промолвила девушка.

В темноте Григорий не мог рассмотреть ее лица, но очертание фигуры говорило ему об ее высоком росте. Оксинья ушла в черную избу помогать стряпать матери. Стало светлее. Скоро вернулся из церкви и сам хозяин после ранней обедни. Григорий, уже умывшись и помолившись Богу, сидел за столом и пил квас.

— Чего ж ты, господине, так рано поднялся? Отдохнуть с пути не пришлось аль кто потревожил? — спросил хозяин.

— Пора и честь знать, выспался, пусть уж за меня Семеныч поспит.

Хозяин улыбнулся.

— Скажи, Афанасий, велика ли у тебя семья?

— Одною дочерью наградил Господь, Оксиньей звать.

— Покличь-ка ты ее сюда.

— Застенчива девица-то, не выйдет, пожалуй… — Но все-таки Афанасий пошел за дочерью. Григорию любопытно было увидеть девушку, которую он не мог разглядеть в темноте.

— Что за чудеса! — с изумлением проговорил хозяин, снова входя в избу. — Поохотилась сюда прийти, никогда допрежь с ней этого не случалось!

— Вставай, Семеныч, нечего тебе валяться, пора! — крикнул Григорий своему спутнику.

Дьяк нехотя открыл глаза.

XIX

Немного спустя в комнату вошла дочь хозяина. С нескрываемым любопытством взглянул на нее Григорий. Девушка скромно поклонилась гостям.

— Ишь ты, какая красавица! — не мог удержаться княжий отрок.

Стоящая перед ним девушка действительно была красива. Статная, высокого роста, с большими темно-голубыми глазами, с темно-русою косою, она мало походила на простую крестьянку. Плавною походкою подошла она к столу, за которым сидели приезжие, и смело подняла глаза на Григория.

— Батюшка сказывал, что ты к нам по княжему делу приехал, тягло равнять, так уж земно тебя прошу, господине, не обижай бедных!

Пораженный ее смелыми словами, не привыкший, по обычаям того времени, чтобы женщина первая начинала разговор, Григорий не знал, что и сказать в ответ.

— Не обессудь, господине милостивый, на слова Оксиньи, — проговорил хозяин, — она у нас так приучена, чтобы говорить одну правду.

— Ой, не следовало бы девке раньше других говорить, — с неудовольствием сказал Семеныч.

— Не тебе судить, дьяк, — возразил Григорий, которому понравилась смелая речь девушки, — правду всякий сказать может.

Лицо Оксиньи зарделось румянцем в благодарность отроку за его защиту.

— Спасибо, господине, за доброе слово! — прошептала девушка.