Княжий отрок
Шрифт:
У входа в княжеские хоромы его встретили отроки.
— А мы, господине княже, за тобой на тот берег только что хотели ехать, княгиня спосылала нас.
По встревоженным лицам отроков князь сразу догадался о чем-то недобром.
— Что? Что такое приключилось?! — испуганно проговорил он.
И, отстранив рукою отрока, Ярослав быстро взбежал на крыльцо и поднялся в покои княгини. Здесь сенные девушки встретили его с заплаканными глазами.
Не расспрашивая их, князь прошел дальше, в опочивальню детей.
Раскинувшись
Около него вся в слезах стояла княгиня с княжной Анной.
— Что? Что такое?! — испуганно спросил Ярослав и бросился к сыну.
Тяжело дышавший княжич узнал отца и слабо ему улыбнулся.
— Разнемогся весь наш княжич, — со слезами ответила Ксения, — играл с отроками у крыльца на улочке, вернулся в хоромы, стал жаловаться на горлышко.
Беспомощно стояли окружающие перед больным ребенком.
Крупные слезы покатились из глаз князя, родительское сердце подсказывало ему, что не остаться в живых княжичу…
«Вот она, наша жизнь-то, — думалось Ярославу, — все тлен и прах! Счастье с горем живут, знать, неразлучно…»
Докторов в те времена было мало, да и те лечили плохо, только к домашним средствам да натираниям разным и прибегали в случае крайности, а всего больше надеялись на милость Божию.
Ярослав немедленно послал в собор, просил открыть царские врата и молиться за болящего княжича.
Увы! Тщетны были молитвы, и княжич Михаил отдал душу Богу.
XLII
Новая глубокая морщина избороздила чело князя. Некоторое время он был совсем как потерянный, даже присутствие горячо любимой супруги не могло заставить его забыть свое новое тяжкое горе.
В эти невыносимо тяжелые минуты Ярослав ехал искать нравственной поддержки в строившуюся обитель к Григорию.
Григорий утешал его, насколько мог, и успокоение понемногу нисходило на его душу.
— Не ропщи, господине княже, — говорил Григорий, — Господь, любя, посетил тебя несчастием. Не унывай, княже! Где гнев, там и милость…
— Тяжело его перенести, Григорий, ох, как тяжело.
— Укрепись духом, господине. Господь милосерд, Он пошлет тебе новое чадо, краше прежнего.
Если бы князь мог провидеть будущее, то узнал бы, что первенец Ксении навеки прославит имя тверских князей и умрет за родину славною смертию…
Постройка обители подвигалась к концу.
— Скоро, господине княже, будут готовы храм и честная обитель, — поклонившись князю, сказал Григорий, когда последний, по своему обыкновению, приехал к нему из города.
— Слава Господу! Соберем братию и дадим обители игумена, — сказал Ярослав.
— Коли милость твоя княжеская будет, благоволи пожертвовать на храм добрые колокола.
— И это исполню радостно, скажи только, к какому времени их изготовить?
— Да времени, княже, осталось немного. В воскресный день кресты на храм подымать будем. В храме уж иконостас резной поставили.
— А греческие изографы [1] , которых я вызвал из Владимира, прибыли?
— Все здесь, княже, все при своем деле, иконы пишут, — отвечал Григорий.
1
Изографы — иконописцы.
Ярослав вошел в отстроенную уже церковь.
Двое изографов выписывали местные иконы.
Один из них, Максентий, изображал своею искусною кистью лик Богоматери.
Чудные краски ярко горели на доске. Цветок, который держал в руках Предвечный Младенец, был как живой.
Младенец Иисус улыбался Богоматери, с любовью взиравшей на Него.
Князь долго смотрел на икону, следя за искусною кистью Максентия, и, тяжело вздохнув, отошел к другому изографу.
Олимпий, как звали того, средних лет мужчина, старательно растирал алый пурпур с яичным белком.
Строгое лицо Спасителя смотрело с иконы на великого князя. Синий хитон его ниспадал книзу волнистыми складками.
И здесь простоял Ярослав не малое время. Созерцательно углубившись и глядя на икону, он внутренно молился — да избавит его Господь от дальнейших испытаний.
И лик Господа, казалось, глядел уже не так строго, как раньше.
Вместе с Григорием обошел князь и все кельи, внимательно осмотрел их и проговорил:
— Нелегко будет первое время инокам снискивать себе пропитание, жертвую им из своих припасов и велю также, чтобы отпустили из моей казны холста и прочего на одежды.
Низко поклонился Григорий князю за его благодеяния.
На землю лег уже зимний покров, застыли Тверда и Волга, когда настало время освящения нового храма и обители.
Только теперь вновь явился на княжий двор Григорий.
Встреченный с поклонами челядью княжеской и отроками, он не вошел в хоромы, а остановился у крыльца, ожидая повеления князя.
— Велел государь князь звать тебя в хоромы к себе, — с поклоном пригласил строителя отрок.
— Что ж ты не входил, Григорий, или зова моего дожидался?
— Куда мне без спросу быть, худородному, в княжеских теремах, — смиренно ответил Григорий.
— Сказывай, зачем пожаловал?
— Обитель готова, княже, благоволи собрать иноков и дать им игумена.
— Когда ж храм освящать можно? — спросил князь.
— Когда соблаговолишь, княже, твоя воля, все в нем изготовлено.
— А облачения, изготовленные княгинею, ты получил?
— Хранятся в ризнице они сохранно.
— Что ж, коли так, сегодня я поговорю с владыкой, а там соберем к тебе иноков, игумена поставим, колокола повесим, а там и храм освятим.