Княжий сын. Отцовский меч
Шрифт:
– Ну, пошли к девчонкам? – спросил я.
– Пошли! – хором ответили парни.
Сказано – сделано. Уверенным шагом я двинулся в сторону стола, за котором сидели деревенские девушки, подошел к Машке, приобнял ее, прижавшись своей щекой к ее.
– Колючий! – поморщившись, ответила она, но отстраняться не стала. – И когда у тебя щетина такой колючей стала?
– Так он ее снадобьем мажет, чтобы лучше росла, – тут же принялся выдумывать Ромка. – Ему мама дала, он сам рассказывал. Кстати, а снадобье то только для бороды подходит или
– Да ну тебя, – я отмахнулся. – Мы просто зачем подошли-то… Давайте вместе посидим?
– Так ведь уже музыканты скоро играть начнут, – возразила мне Маша. – Пойдемте танцевать?
– Танцевать! Да, танцевать! – вразнобой загомонили девчонки. – Мы хотим танцевать!
– Ну что ж… Идем? – спросил я, протянув руку своей девушке.
– Пойдем! – она схватила меня за предплечье, коснулась ткани рубашки, и мы вместе двинулись к площадке у крыльца, где уже собирались парочки. – Ого! Какая тонкая! Олежа, ты в ней, как настоящий боярин выглядишь!
Я только раскрыл рот, чтобы поблагодарить ее, и в этот момент произошло то, после чего моя жизнь разделилась на две части. И, будто назло, произошло это по обстоятельствам, которые совершенно от меня не зависели.
Еще пару биений сердца назад я был обычным деревенским парнем, сыном лекарки, который не видел для себя иной участи, кроме как перенять у матери ремесло и заниматься им дальше. Лечить жителей Васькиного села, заготавливать травы, готовить мази, настои и отвары, вести хозяйство, в конце концов. Когда-нибудь жениться на Машке, завести детей и передать им свои знания и опыт.
И умереть в собственной постели, в окружении большой и любящей семьи.
Но не успели грянуть первые аккорды задорной танцевальной песни, как в круг ворвался запыхавшийся Славка – мальчишка с подворья на краю села – и тонким голоском завопил:
– Волкулаки! Волкулаки на холме! Прячьтесь все!
Я даже осознать до конца не успел, что именно он кричит, а ужасное предчувствие уже сдавило мое сердце ледяной хваткой.
– Все прячьтесь! – продолжал он надрываться.
На холме? Так туда же мать ушла, травы собирать!
Я вырвал руку из ладони ничего не понимающей Маши и со всех ног побежал в сторону холма. Не знаю, на что рассчитывал, не думал же я в самом деле, что смогу спасти мать из лап чудовища.
Волкулаки. Про них рассказывали страшные сказки по ночам, но эти чудища были реальными. Болтали, что они приходят из мертвых земель на севере, где не селятся люди и не живут звери, где возвышаются могильники, которые когда-то были человеческими городами.
Говорили, что волкулак мог иногда послиться у какой-нибудь деревни и начиналось странное: из окрестных лесов исчезала дичь, периодически пропадал скот. А потом и люди. Обычно те, кто любил бродить по ночам: пьяницы, любовники, которые во тьме прятались от чужих взглядов.
Чаще всего это заканчивалось тем, что селяне отправлялись в город плакаться наместникам и просить их о защите. И те естественно посылали отряды. Властям выгодно, чтобы в деревнях жили хорошо, исправно платили налоги и возили на торг свои немудреные товары. Мы кормим дружину, а она нас защищает, и это хорошо.
Иногда люди обращались к наемникам, ватаги которых путешествовали по миру, не гнушаясь никакой работы. Но как раз за такую неразборчивость наемников боялись гораздо сильнее, чем волкулаков. Сегодня они убивают чудовищ и разбойников за звонкую монету, а завтра вырежут все село, если им что-то не понравится.
Ветер свистел в моих ушах, ноги болели, сердце колотилось где-то у горла, дыхание напоминало хрип загнанного зверя, но я добежал до места, ни разу не остановившись. Растолкал уже собравшуюся на холме толпу мужиков с дрекольем и факелами и замер, пораженный увиденным зрелищем.
Корзина с травами была отброшена куда-то в сторону. Мать лежала на земле, ее горло было разорвано, а живот распорот. И свежей кровью, вытекающей из ее ужасных ран, лакомилось чудище.
Огромное, размером с молодого бычка, вытянутой пастью напоминавшее волка, но ни один серый не мог похвастаться такими когтистыми лапами и такой мощной тушей, которая больше подошла бы медведю. Сквозь длинную черную шерсть виднелись гниющие язвы, но не было похоже, чтобы они причиняли твари хоть какие-то неудобства.
– Мама! – закричал я, и в крике было столько отчаяния, что даже страшное чудище его почувствовало.
Только что оно спокойно пожирало останки самого дорогого и близкого мне человека, не обращая внимания на толпу собравшихся вокруг людей. Это была старая и опытная тварь, она прекрасно знала, что селяне не нападут. Ведь пусть они и выйдут из схватки победителями, но троих, а то и четверых волкулак успеет порвать. А у каждого в голове вертелась подленькая мыслишка о том, что одной из жертв может оказаться он.
Но вдруг чудище подняло голову, оскалилось и зарычало, словно попыталось меня отогнать. Будто заявляла свои права на жертву, говорила: вот, это мое, и даже не пытайся это у меня отобрать.
Только вот ты не угадала, тварь. Это мое. И навсегда останется моим.
Отчаяние сменилось вспышкой дикой ярости. Я выхватил из рук ближайшего мужика вилы, выставил их перед собой и рванул в сторона чудища. То резко дернулось влево, взмахнуло когтистой лапой, и тогда я сделал выпад, вогнав зубья ей в брюхо.
Только и успел услышать хруст плоти, разрываемой металлом, и тут же отлетел в сторону. Удар о землю вышиб воздух из моих легких. Я замер, бессильно раскрыл рот, пытаясь вдохнуть, и только потом пришла боль.
Моя грудь оказалась распахана ударом когтей, разорванная праздничная рубашка быстро пропитывалась кровью. А тварь, несмотря на страшную рану и волочащиеся по земле застрявшие в брюхе вилы, уже подбиралась ко мне, собираясь вцепиться в горло.
– В сторону! – послышался сзади крик. – Разойдитесь!