Княжья Русь
Шрифт:
Гошка глядел на обилие товаров, на богатые, по киевским меркам, одежды караванщиков, на их сапоги из отлично выделанной кожи — и понимал, что живут булгары-бохмичи знатно. Куда там лапотным да босоногим киевским смердам
Гошке даже завидно стало. Чем он и поделился с Богуславом.
Брат Гошку успокоил. Сказал: зато у нас воины в чести.
— А здесь кто? — спросил Гошка.
Богуслав засмеялся и сказал, что их род в Булгаре тоже не пропал бы, потому что торговлю здесь очень даже уважают, а лекари здешние во всем мире славятся. Кишка поддержал Богуслава и от себя добавил,
Гошка маленьким булгарятам посочувствовал. Из всех Уроков, которыми его изнуряли дома, самой трудной была как раз грамота. Хитрые греческие буквицы, еще более хитрые — булгарские. Не этих булгар грамота, а других, дунайских. Матушка требовала, чтоб писал их Гошка ровно и красиво, а попробуй-ка писать аккуратно, когда руками задень так намахался, что ложку до рта донести, не расплескав, — и то задача.
Поход для Гошки — отдых. Богуслав — не дедко Рёрех и не матушка. И с оружием учит полегче, а писать вообще не заставляет. Только читать. А чтение интересное: не из Святой Книги, а жизнеописание великого полководца Александра из Македонии. Как тот всех подряд бил и с друзьями веселился. Про такую жизнь Гошке читать любо, а в Святой Книге и не понять ничего, если матушка не объяснит.
Предместья всё тянулись и тянулись. Кузницы, кузницы… Все дымят, отовсюду гремят железом…
— Зачем столько ковален? — спросил Гошка настороженно. — Это ж какое войско у булгар, если им столько железа надобно?
— Войско у булгар крепкое, но ковачи здешние больше на продажу делают, чем для себя, — пояснил Богуслав. — Да и для себя можно ведь не только зброю ковать. Людям много надо. Лемехи, сошники, серпы…
Этого Гошка не понимал. У них на селе из железа только ножи, топоры да наконечники стрел. Всё прочее — из глины, кожи и дерева.
Наконец добрались до ворот. Почти добрались. Перед воротами-длиннющая череда возов. Всяких-разных: и на четырех колесах, и на двух, с высокими бортами, как у насадов, и с низенькими, как у сельских телег. Многие — с крытым верхом, как у кибиток печенежских, многие — украшены узорами. От сглаза, видать. А вперед через три телеги вообще занятный возок. Высокий, как шатер, и пестрый, как фазан. На заднем бортике — мальчишка примерно Гошкиных лет. Черный, будто в саже вымазанный, сухой и жилистый. В руках — два кинжала.
Поймав Гошкин взгляд, мальчишка ухмыльнулся и завертел кинжалами. Да так ловко, что казалось: они живые. Брат Артём так же вот мечами крутит.
— Это что, из здешних детских? — спросил Гошка, кивнув на мальчишку.
— Не-е… — мотнул головой Кишка. — Скоморох местный. Это их возок. Они на рынке чудеса всякие показывают. Будет досуг, сходим поглядим. Занятно.
Возов было много, но двигались они споро. У ворот их принимали стражи в забавных рубахах без рукавов, бородатые, с намотанной на головы тканью. Похоже летом в степи на шлемы накручивали, чтоб солнце меньше грело. Но у этих шлемов не было — только холстина.
Вой эти были очень веселые. Язык их был похож на хузарский и немного — на печенежский. Хотя попадались и словенские слова, и ромейские.
Стражники улыбались часто, шутили
С пестрым возком и вовсе непонятно получилось. Из возка вылезли наружу двое мужей и две бабы. А в сам возок залез здоровенный усатый страж с золотой бляхой на круглом брюхе. Верно, здешний сотник. Побыл внутри некоторое время, потом вылез, очень довольный, завязывая шелковый пояс. Скоморохи полезли внутрь и проехали в ворота, ничего не заплатив. Но Гошка заметил, что смуглый мальчишка больше не улыбался. Глядел хмуро, будто его сильно обидели.
Дошла очередь и до русов.
Кишка, умильно улыбаясь, сунул пузатому сотнику тугой мешочек.
Тот, с непроницаемым лицом, уронил мешочек в сумку на поясе и махнул своим людям.
Гошка ожидал, что их тут же пропустят в город. Кишка, видно, тоже этого ожидал. И возчик, уже взявшийся за вожжи… Но пузатый встал на пути, а голорукие стражники налетели на возы, как муравьи. Увязанные кипы мехов полетели на дорогу.
Кишка возмущенно закричал. Пузатый рявнул, ухватился за саблю, вытащил ее из ножен наполовину да так и остался стоять, пока его люди продолжали безобразничать.
Гошка поглядел на Богуслава. У того на скулах вздулись желваки…
Но он ничего не сказал.
А Кишка перестал орать, утер пот и полез за пазуху. Еще один мешочек перекочевал в сумку пузатого. Тот снова рявкнул-и стражники потеряли к русам интерес, занявшись телегами купца из племени торков.
Приказчики и челядь быстренько покидали товар обратно в телеги, и караван въехал в узкие ворота.
— Гадина! — в сердцах бросил Кишка. — Вдвое против положенного взял. Бородой Волоха клянусь, половину себе захапает.
— Пожалуемся? — предложил Богуслав.
— Кому? — горестно вздохнул Кишка. — Местный тиункади против своих не пойдет. Только еще денег вытянет, а к правителю — без толку. Вот кабы у нас с ними, как с ромеями, торговый договор был, тогда другое дело. А так… Что хотят, то и творят.
— Зачем же тогда мы с ними торгуем? — удивился Гошка.
— Так все равно выгодно, — Кишка снова вздохнул — У черных булгар всё, почитай, втрое дешевле, чем у ромеев, а дорога короче. И товар хороший. Вот взять хотя бы стекла, которые у вашего батюшки в окнах вместо слюды стоят… Здешняя работа. Ну да ничего. Здесь, в Булгаре, подворье наше не из последних. Там передохнем, покушаем. Потом в баньку сходим… Здешняя банька не такая, как у нас, но вам понравится. И девки тутошние, хоть и чернявые да смуглые, будто кикиморы, а такое умеют…
— Не искушай, — Богуслав улыбнулся. — У меня жена молодая…
— Так то жена, а то — девки, — Кишка ухмыльнулся, показав недостаток двух зубов.
Богуслав хмыкнул. Но возражать не стал. В плотских радостях он себе не отказывал. И была на то веская причина. С женой у него — не заладилось. Не было у них в постели радости. Знал бы, может, и не женился бы.
С первой ночи пошло. И так и этак пытался Славка порадовать жену, но вышло только хуже. Славка не понимал ровно ничего: знал, что любит, знал, что хочет, а вот…