Княжья служба

Корчевский Юрий Григорьевич

Ну не может так кричать человек. У меня самого по спине побежали мурашки. Крик был такой чудовищной силы и мощи, что татарская лава, которую уже никто вроде бы и остановить был не в силах, замедлила ход и встала. Кони от страха приседали, прядали ушами, сбрасывали всадников. Татары в испуге бросали оружие и закрывали ладонями уши, только чтобы не слышать этот крик. Наши лошади тоже встали и испуганно дрожали, покрываясь обильной испариной. Татары вдруг повернули и бросились вспять. Никто из наших и не думал их преследовать, все застыли в ступоре.

Крик мой внезапно оборвался,

сердце бешено стучало в груди, я еле переводил дыхание – воздуха не хватало, и я ловил его широко открытым ртом, в висках бешено стучало. Неужели это сделал я? Как я смог? Кто и что дало мне такие нечеловеческие силы? Вмиг припомнилось, что в такие же минуты смертельной для меня опасности и ужаса мне открывались новые, неведомые доселе возможности. Когда татарин целился в меня из лука, и я внезапно прошел сквозь стену, теперь выходит вот такое… как назвать новое приобретение, даже затрудняюсь сказать. Возможно, это близко к парализующему все живое направленному инфразвуку?

Я нашел в себе силы посмотреть по сторонам. В глубине души я боялся, что товарищи от меня шарахнутся, как от чумного. К своему удивлению, я обнаружил – никто и не понял, что виновником был я. Все изумленно крутили головами, переспрашивая: «Что это было?» Некоторые до сих пор сидели в седлах с выпученными от изумления глазами и открытыми ртами.

Первым взял в себя в руки боярин. Он спрыгнул с лошади, широко осенил себя крестным знамением, встал на колени и поцеловал землю.

– Господь помог да земля русская! Спасли от супостата и гибели неминучей.

Все дружно соскочили с коней и последовали его примеру. Напряжение схлынуло, и бурно принялись обсуждать происшедшее. Ни о каком преследовании речи не шло, тем более и сил осталось мало. Не случись этого сверхъестественного рева, все сейчас были бы уже убиты.

Я подошел к десятнику:

– Ну что, Георгий, прав я был насчет дозорных?

Десятник поперва нахмурился, но затем хлопнул меня по плечу:

– Обошлось же!

Тьфу ты, какой же урок вам с боярином еще нужен, чтобы понять такую простую истину?

Через какое-то время, когда лошади уже успокоились, а люди выговорились, мы снова тронулись в путь, но все без указаний надели кольчуги, а из подоспевшего обоза разобрали щиты. Неуютно себя чувствуешь без защиты перед татарскими копьями, будто голый перед одетыми.

Я ехал и думал – а почему это татары стрелами нас не закидали? Сначала они по своей степной привычке крутят перед противником своеобразную карусель, забрасывая тучей стрел, выводя из строя людей и лошадей, и лишь потом идут в атаку. Не потому ли, что колчаны пусты были? На кого же они их израсходовали и не успели пополнить запас? Боюсь, за лесом нас ждет нерадостная картина побоища.

Через лес ехали осторожно, поглядывая по сторонам. Сразу на опушке нашим взорам открылась страшная картина – татары перебили русскую дружину. Случилось это утром, еще не были убраны шатры, почти все убитые русские воины были без кольчуг, без щитов, многие – босые. Стало быть – лагерь застали врасплох, кто-то успел схватиться за меч, но некоторые и погибли во сне. Русское авось!

По своей земле едем, чего бояться? Довыеживались!

Я медленно проехал по лагерю. Человек пятьдесят убитыми, раненых не видно, добили.

Боярин с помрачневшим лицом вышел из шатра, махнул горестно рукой:

– Старого друга моего, боярина Епифанова зарубили, да и дружина его – вона, вся лежит. Все, хлопцы, расседлывайте коней, похоронить православных по-людски, по-христиански надо.

Ну что же, для воина хоронить боевых побратимов – дело знакомое. В телегах боярина Епифанова лопаты нашлись; сменяя друг друга, выкопали братскую могилу и, завернув в холстины, похоронили всех. Боярин Охлопков за неимением священника прочел молитву. Собрали оружие убитых, сложили в телегу. Плохо – лошадей нет, всех татары увели. Ладно, подойдет наш обоз – там есть запасные лошади. Грех оружие бросать – дорог металл, да и в бою пригодиться может.

Поужинав, в молчании улеглись на ночлег. Я полежал, покрутился на лошадином потнике, сон не шел. Вырубили татары дружину Епифановскую, на нас напали, стало быть – недалеко где-то. Может и ушли, да сомнительно, что далеко. Пока им сопатку до крови не набьешь, будут грабить, убивать, брать в плен.

Пленные – это живые деньги, их с немалой выгодой они продают на рынках Кафы или Стамбула. Стоп! Нападали одни конные, обоза за ними точно не было. Тогда вопрос – где пленные? С ними татары точно далеко не уйдут. Значит – недалеко где-то. Вот только где? От этого может зависеть наша жизнь, ведь басурмане вполне в силах напасть на наш небольшой лагерь.

Я поднялся, прошелся вдоль опушки. У самого леса меня окликнул дозорный из наших, но, узнав, успокоился. Стало быть, выставил все ж таки десятник дозор, может быть и не один.

Я прошел по грунтовой дороге за лес и буквально через полчаса хода наткнулся на бивуак, а охраны – никакой.

По лагерю ходят воины в русских шлемах – шишаках, опоясаны русскими прямыми мечами, слышны отрывки русских слов. Наши наверняка тоже идут к месту сбора. Я обошел лагерь – много людей, больше двух сотен. Наверняка ополчение нескольких бояр, соединившихся в дороге. Вдали, километрах в пяти-семи, тоже видны костры. Надо посмотреть.

Я направился туда. Глаза уже привыкли к темноте, и я мог видеть спящих людей вокруг костров, несколько шатров, дозорных вокруг лагеря. Вдруг я сразу насторожился – вот они, татары! На головах шлемы-мисюрки, рядом со спящими воинами воткнуты в землю копья с бунчуками, слышна татарская речь. Надо убираться отсюда.

Я по периметру обошел лагерь, прикидывая, сколько же здесь воинов. Выходило – не менее четырех сотен. Никак это те, что напали на нас и позорно оставили место боя.

Увидев дозорного, стоящего спиной ко мне, я не удержался и, выхватив саблю, рубанул по шее. Он даже пикнуть не успел, лишь голова глухо стукнулась о землю. Черт! Не увидел в темноте второго дозорного, а тот, успев заметить мелькнувшую тень и блеск моего клинка, завопил как резаный, показывая рукой: «Шайтан!» Лагерь моментально всполошился – все-таки не дома спят, в походе, на вражеской земле – повскакивали уже с оружием в руках.