Князьки мира сего
Шрифт:
После ужина Светлана куда-то ушла, а куда — не сказала. Иваненко хотел посмотреть телевизор, но выяснилось, что тот не подключен к антенне, а стоит просто для дизайна. Ну и чудачка стала Светка!
Феофана дочитывать не хотелось. В конце концов Пётр схватил сборник чеховских рассказов и стал читать его. Тот совсем не жёгся, даже наоборот — ожоги при контакте с книгою врача начинали меньше болеть. Но настроение становилось всё мрачнее.
«Я же тут сдохну от скуки, — думал Пётр. — В камере было, конечно, скучнее, но там хоть видения меня развлекали. Я уже привык к частой
Внезапно он вспомнил, какое дал обещание Послу. Иваненко проверил, помнит ли адрес храма, который пришелец требовал регулярно посещать — тот ещё не стёрся из его памяти. Вот туда и пойдём, там помогут! Волей-неволей он теперь на стороне пришельцев, почему бы не сходить в их храм?
Иваненко откопал в секретере атлас Москвы и прикинул, сколько ему топать до указанного храма. Никак не меньше полутора часов. Но ехать общественным транспортом опасно — могут проверить документы.
«Что ж, найду какую-нибудь старую куртку, прикинусь бомжеватым и пойду пешком — хорошая прогулка мне не повредит. А вот Светке лучше ничего не говорить, она хочет затащить меня в свой храм».
— А я успела к концу вечерней службы, — сказала Светлана, снимая пальто. Довольная и, как показалось Иваненко, немного противная улыбка играла на её губах.
— Молилась, что ли?
— Да. И вчера, когда ты вырубился, долго молилась. Мне кажется, у нас всё будет хорошо. А ещё я крестик тебе серебряный купила и цепочку…
Милиционер попятился.
— Зачем это ещё?
— Ну, знаешь, народная традиция. Так уж повелось на Руси — крещёные люди всегда носят на шее крестик. Что он жжётся, когда надеваешь его после перерыва, в этом нет ничего необычного. Я-то была крещена в юношестве, когда СССР распадался и все валом крестились. Тоже много лет его не носила, и он тоже несколько дней жёгся, когда я его надела…
Иваненко как-то отрешённо смотрел на тараторящую Светлану и пятился, пока не упёрся в стену. Руки-ноги сковал какой-то холод. И тут он понял, что чувствовал ОБ, когда в него вселялся Посол…
Но Иваненко — это не ОБ. Пётр разозлился, сильно разозлился. Выходило, что Посол все эти сутки тусовался где-то поблизости, может быть, на лестничной клетке, и следил за ним, пытался манипулировать его сознанием. А как запретить Послу вмешиваться в твою жизнь и использовать твоё тело? Волевым усилием, вестимо. Пётр протянул дрожащую руку к возлюбленной.
— Давай! — сказал он хриплым голосом Свете. — Нет, лучше ты надень, я не смогу…
Следующие пятнадцать минут Пётр бегал по квартире с выпученными глазами, сдерживая себя, чтобы не вопить. Наконец крестик стал не так сильно жечься, и Пётр плюхнулся в кресло.
«Формальности, это всё формальности, — говорил у него в голове чей-то стихающий голос. — Они, конечно, неприятны, но вредят не слишком сильно. Главное то, что происходит в сознании… в сознании… в сознании…»
— Слушай, Свет, давай займёмся любовью! — сказал вдруг Иваненко, вскакивая с кресла.
Светлана как-то странно, искоса посмотрела на него.
— Ты очень сложный человек, Петя, — сказала она. — Даже представить не могу, как устроена твоя душа. Ты мне князя Мышкина напоминаешь… Нет, Ставрогина… Нет, Кириллова… Слушай, а ты не кусаешься?
— Не люблю Достоевского, — поморщился Иваненко. — Хочешь от меня ребёнка?
— Сначала регистрация брака и венчание. Без этого тема постели закрыта. А то выставлю, несмотря на твоё положение… Тебе не хочется снять крестик?
— Притерпелся. А знаешь, я убил человека. Случайно. Мне запретили его убивать, а я убил. За это меня и заключили. А я сбежал. Вот такой я теперь преступник!
— Ужас какой!
— Нет, не ужас. Он сам был убийца и сатанист. Хотя этот парень мне даже по-своему нравился… Ужас в том, что у него осталась супруга, и она тоже в бегах, если её, конечно, не поймали. Она-то ни в чём не виновата, её муж втянул. Я чувствую, что ей нужна помощь. Но даже представить не могу, где её теперь искать… А ведь есть ещё и третий член их секты, вероятно, руководитель. Мне это известно из надёжного источника.
— Может, мне взять на завтра отгул?
— Ни в коем случае! Кто-нибудь заподозрит неладное и донесёт. Живи, как обычно, с мамой и Вадиком не связывайся. Я сам решу все свои проблемы.
— Не нравится мне всё это, — вздохнула Света. — Послезавтра у меня по-любому выходной. Дорогой, давай я приведу Антона Алексеевича, и мы все вместе попьём чайку. Он доктор наук, кардиолог, один из лучших в стране. Думаю, что и в душевных болезнях, в эпилепсии там, он тоже неплохо разбирается. И он супернадёжный человек. И очень мудрый. Он подскажет, как нам быть дальше…
— Да приводи, кого хочешь! Мне уже на всё… Впрочем, нет, вдову я должен во что бы то ни стало найти. Я должен, понимаешь. Должен!
Глава 4
Вызолоченный храм
Сразу после того, как Света ушла на работу, Иваненко взял немного денег в секретере, напялил ободранную куртку и отправился «на прогулку». Он запомнил все необходимые улицы и переулки — с детства хорошо ориентировался на местности — и теперь шёл по осенней Москве с пофигистическим видом, петляя, но неумолимо приближаясь к своей цели.
Разглядывая витрину овощной палатки, Пётр краем глаза заметил слева пристально на него смотрящего человека. Он не стал сразу поворачиваться, прошёл десяток метров по улице блуждающей походкой, а потом развернулся, как будто что-то забыл. Человек удалялся в противоположную сторону. Иваненко пронзила дрожь — ему показалось, что он узнал эту походку.
Бред собачий! Он видел Алексея со спины убегающим, в сумерках, и в принципе не может узнать его походку. Не надо упускать из вида и тот факт, что потом Алексей умер у него на руках. Опять совесть разыгралась, а больное воображение ей подыгрывает.
Пётр усмехнулся и, насвистывая, пошёл своей дорогой. Интересно, а призраки существуют? Какая-нибудь остаточная энергия астрального тела? Наверное, да. Но видит их только тот, кто настроен соответствующим образом. И тут ему пришло на ум слово «вера». Не вера ли творит вселенную? Тот, кто верует в призраков, тот и видит их, может контактировать, обмениваться информацией. А тот, кто не хочет в них верить, никогда не увидит. Может быть, мы вообще видим только то, во что верим?