Кочевники поневоле
Шрифт:
– Оно принадлежало моей матери, – быстро проговорил Франсуа. – А до неё – матери моего отца. Мужчины моего рода дарили его женщинам, которых звали в жёны.
– Вы… Вы хотите сказать?..
Франсуа кивнул. Сейчас он готов был забрать эту девушку и увезти с собой. Куда угодно, хоть на край света, а там будь что будет.
– Я заберу вас, Хетта. Заберу с собой. Уедем в апрель, в июнь… – лейтенант говорил бессвязно, мысли метались, кружили голову. – Мне обещали там вид на жительство. В июне, там, где всегда
– Она не закончится успешно, Франсуа, – вскинув голову, воскликнула, почти крикнула февралитка. – Не закончится, – повторила она тихо.
– Почему? – вскинулся лейтенант. – Эти парни из июля, они предлагают контракт. И товары. На год, на льготных условиях. За год всё может измениться!
– Товары? – быстро переспросила девушка. – Какие товары?
– Любые. Медикаменты, одежду, – принялся перечислять Франсуа. – Предметы быта, инструменты, домашнюю утварь, провизию. Фрукты, овощи, яго…
– А оружие? – перебила Хетта. – Они предлагают нам оружие?
– Нет, – Франсуа потупил взгляд. – Предлагают всё, кроме него. Говорят, что с оружием в летних месяцах сейчас плохо.
– Вы верите в это?
– Не знаю, – Франсуа покраснел, ему неожиданно стало стыдно. – Хетта, боже мой, о чём мы с вами сейчас говорим? Давайте уедем отсюда. Уедем прямо сейчас. У меня отличные кони. Подседлаем их, в сутках пути отсюда, прямо на дороге стоит экипаж. Через три дня мы будем в апреле. Хетта, прошу вас! Я вас увезу! Я… я….
Лейтенант осёкся. Схватил девушку за плечи, привлёк к себе.
– Я люблю вас, – сказал он глухо. – И хочу, чтобы вы стали моей женой.
Они стояли на морозе, обнявшись – долго, очень долго. Лейтенанту казалось, что они стояли так целую вечность. Отблески февральских костров метались в ночи, по-разбойничьи посвистывал ветер, и тревожно куковала из леса невидимая птица, та, что отсчитывала людям сроки по декабрьской легенде.
«Я не поеду с вами», – услышал Франсуа.
– Почему же? Почему не поедете?! – Лейтенант отстранил девушку, затем опустился перед ней на колени. – Вы… вы не верите мне?
– Верю. – Февралитка тяжело вздохнула, запустила ладони лейтенанту в волосы. – Я не могу бросить своих, Франсуа. Не могу! Без оружия мы обречены, все до единого. Уехать отсюда с вами было бы бегством, предательством.
Франсуа не помнил, как добрался до отведённого парламентёрам шатра. Он брёл через зимнее кочевье подобно сомнамбуле, не разбирая дороги, не откликаясь на голоса и не видя перед собой ничего.
– Что с тобой, лейтенант? – подскочил Антуан Коте. – Лейтенант!
Франсуа не ответил. Ночью он не сомкнул глаз и забылся тяжёлым сном лишь под утро. Через час его растолкал Рич Каллахан.
– Собираемся, – мрачно бросил он. – Живо! Быстрее, ну же, вставай!
– Что случилось? – вскинулся Франсуа.
– Нам надо уносить ноги, – ответил за брата спешно натягивающий на себя одежду Патрик.
– Что значит уносить? Почему?
– Плохие дела, – скороговоркой бормотнул Патрик. – Только что приходил твой приятель. Этот, как его, Бьёрн. Наших парламентёров в декабре расстреляли!
Глава 13
Острова. Курт
Илья вернулся с рыбалки хмурый и злой.
– Плохо дело, дружище, – сказал он, вывалив на снег три большие рыбины и пяток помельче. – Остался последний крючок, а без них мы покойники.
– С ними тоже, – ответил Курт безучастно.
На острове они прожили тринадцать дней – Курт каждое утро делал зарубку на корявом стволе дерева неизвестной породы. Первую неделю Илья не вставал, и Курту приходилось его кормить неумело зажаренной на костре рыбой. Ловить её толком он так и не научился и за неделю извёл восемь крючков из десяти. Оставшиеся два пришедший наконец в себя Илья берёг, по собственным словам, как зеницу ока. И один таки не уберёг.
Рыбу ловили в продолбленной во льду лунке в десяти метрах от восточного берега. И в сорока от того места, где погиб Фрол. При ловле привязывались верёвкой к ближайшему стволу – на случай, если лёд под ногами обломится.
– Не иначе, по дну тёплое течение проходит, – ворчал Илья, мелкими осторожными шажками семеня к лунке. – Как у Заячьей губы. Есть такое место, оно сейчас в мае. Так в декабре мы там, бывало, купались. Представляешь, холодина кругом, а вода как трироговое молоко сразу после дойки.
Курт разрыл снег и хозяйственно пересчитал упрятанную под него рыбу. Хватить её должно было недели на полторы. На две, если как следует затянуть ремни. На две с половиной максимум.
– Допустим, пока есть крючок, мы наловим ещё столько же, – сказал он. – До весны всё равно не протянем.
Илья задумчиво кивнул. До весны оставалось два с половиной месяца. Достаточно, чтобы срубить на берегу плот, перевязав брёвна нарезанной из одежды тканью. Плот предполагалось спустить на воду, едва сойдёт лёд. И тогда, если повезёт… Только вот до весны и до ледохода надо было ещё дожить. И по всему выходило, что дожить не удастся.
– Нужно идти, – сказал Курт. – От острова к острову, на запад, по направлению к лету. Возможно, найдём протоку.
– Будем уставать, – возразил Илья. – И жратвы понадобится больше. Сдохнем только раньше, вот и всё.
– У тебя есть другие предложения?
– Откуда? – Илья пожал плечами. – Были бы, давно бы уже предложил.
– Тогда как только истратим крючок, уходим.
Крючок вместе с обрывком лесы рыбина утащила под лёд на следующий день. Молча собрались, взвалили рюкзаки на спины.