Кочевые дороги
Шрифт:
— А о чём они не хотят говорить?
— Те, кто не знает, те ничего и не скажут. А те, кто знает – не говорят, потому что это позор. Страшный позор шаманов, и белых, и чёрных. Сейчас я тебе спою, ты знаешь сказание об Элбэхээн Боотуре Стремительном?
— Да мне его на каждый праздник поют, — ответил Тыгын.
Старик достал из кожаного мешка свой игиль и начал наигрывать простую мелодию. Тойон хмыкнул, такую игру он мог слышать от детей в своём стойбище.
Сказитель, не обращая ни на кого внимания, начал напевать, слегка постукивая себя по груди, отчего его голос вибрировал и булькал:
Я10
здесь и далее акыны и олонхосуты поют тексты из якутского эпоса "Нюргун Боотур Стремительный".
— Тут есть кое-какие слова, которые олонхосуты забывают спеть. Точнее, их заставили забыть шаманы. А ещё, это мало кто знает, слово элбэх – это значит много, так раньше говорили, поэтому не было героя Элбэхээн, а было много боотуров, потом уже переиначили, чтобы молодежь воспитывать на героизме предков. Так скажи мне, тойон, откуда Элбэхээн взял стальное копьё? Да такое, что пробило гранитный камень? Думай. И, если хочешь рассердить шаманов, особенно самых старых, спроси у них про железный дом, который разрушил Элбэхээн.
Не прекращая говорить, он ловко вытянул из котелка вторую куропатку и начал её обгладывать.
— А что мой дядя у тебя спрашивал? — поинтересовался Тыгын.
— Я тогда молодой совсем был. Он расспрашивал Елгаши про странное, я слушал. Потом он хотел меня отдать шаманам, на учебу. Мне нечего делать у шаманов. Мне не нужно дышать дымом травы или пить настойку мухомора. Я и так вижу. Всё, что нужно, мне даёт степь. Что мне не даёт степь – дают добрые люди. Все хотят немного узнать, что будет. Но что будет у крестьянина, прадед которого, и дед и отец пахали землю, и дети его, и внуки будут пахать землю? У тебя, Тойон, другая жизнь, и я мог бы тебе немного сказать про то, что будет. Но не буду. Я тебе скажу лучше, на что смотреть. — Старик вытер руки об халат. — Умному достаточно, и ты меня потом не будешь корить, что я неправильно тебе сказал. Я скажу то что есть, а уж что из этого получится – это твое дело.
— Ты, тойон, начал забывать, чему тебя учил твой отец. То, что ты видишь – это не то, что есть на самом деле. Глядя на человека, который упал, ты должен видеть того, кто его толкнул. Ну ладно, засиделся я с вами, пора мне, благодарю за угощение, — старик встал и отошел от костра, — а ты, Тыгын, ищи человека по имени Магеллан, я так вижу.
Не успел Тыгын рассердиться на такую фамильярность, как олонхосута уже не было, как и его ослика.
Тойон чертыхнулся.
— Глаза отвел, — пожал плечами Бэргэн, — это им, что раз плюнуть.
ГЛАВА 7
Воскресенье прошло удачно. Для меня, в смысле, не считая поцарапанной спины. А так ничего. Никаких вопросов, типа, как мы назовем нашего малыша, не последовало. Это было хорошо, не хватало вместо покупки дома жениться, как всякому порядочному. Это, с одной стороны, будет выглядеть, будто я женился на доме, а во-вторых, мне эта женитьба не вперлась ни под каким соусом. Мне трех раз хватило, чтобы понять, что к семейной жизни у меня аллергия. Хотя Ирина – это та женщина, с которой стоило рискнуть ещё раз, один рассол поутру чего стоит.
Я так расслабился на крылечке под эти мысли, что не заметил, как стало темнеть. Завтра понедельник, надо бы решить вопрос, как мы будем оформлять документы. Однако, как только я зашел в дом и спросил про это Ирину, она ответила:
— Я взяла отпуск, чтобы успеть оформить документы на продажу, — сказала Ирина, — поэтому свободна десять дней.
— А как это ты оформила отпуск, мы же только посмотреть дом собирались? — поинтересовался я.
— Я знала, — спокойно ответила она, как будто об этом в газете прочитала.
Странные здесь люди, что-то мне не договаривают. Хотя, может быть, я не задавал нужных вопросов? Мы посидели еще маленько, за бутылочкой вина, потрепались о том, о сём, Ирина и спросила:
— А где это ты медицинской терминологии набрался?
— От соседа, медика. А что?
— Да меня смех разбирал, когда ты ахинею нёс.
— А что ж не остановила? — поинтересовался я.
— Хотела посмотреть, как ты меня соблазнять будешь. Ничего так, язык у тебя подвешен хорошо, — она уже откровенно смеялась, — у нас бабка Филатиха за пять минут тебе диагноз поставит, а за полчаса хоть какой радикулит вылечит безо всяких умных слов.
— Она что, народный целитель или колдунья? — меня разобрал интерес.
— Тут, — Ирина сделала круговой жест рукой, — все ведьмы.
Я что-то не стал развивать эту тему, всем известно, что женщины и так ведьмы, в той или иной степени.
— А пошли купаться? Ночью, говорят вода, как парное молоко, — я решил, что это будет хорошая идея.
— Нельзя ночью, да особенно в полнолуние, — возразила Ирина.
— Это чего вдруг? — меня опять обманывают, — скажи, что лень?
— Нет, не лень. Мавки защекочут. У них сейчас самые гульбища.
Я слегка офигел от таких дремучих суеверий. Но Ирина была совершенно серьёзна:
— Пошли спать, купальщик, полночь скоро.
И мы отправились спать. Хотя, спать, понятно, пришлось совсем немного. Утром, ни свет, ни заря, меня разбудила Ира со злобными домогательствами. А тут ещё эта же подлая ворона каркает. Что-то с ней надо делать – или яблоню срубить, или ворону прибить. Или прикормить эту птицу, научить её говорить, а она будет на "тук-тук" отвечать: "Кто таммм?", как у этих, из Простоквашино. Я начал выползать из кровати.