Код да Винчи 10+

Браун Дэн

По мере того как они спускались в подземный вестибюль, его взгляду открывалось все больше погруженного в сумрак пространства. Сооруженный в пятидесяти семи футах под землей зал площадью в 70 000 квадратных футов напоминал бескрайний грот. Бледно-желтый мрамор отделки сочетался с золотистым камнем фасада здания. Обычно это помещение искрилось солнечным светом и гудело толпой туристов, но сегодня было пустым и темным, отчего возникало ощущение, будто находишься в холодном склепе.

– Где же штатная музейная охрана? – спросил Лэнгдон.

– En quarantaine [3] . –

Фаш ответил таким тоном, словно Лэнгдон подвергал сомнению его решение. – Сегодня вечером в здание проник человек, которого явно не должны были сюда пускать. Охранников Лувра допрашивают, а пока их функции выполняют мои люди.

Лэнгдон кивнул и прибавил шаг, чтобы не отставать от Фаша.

– Насколько хорошо вы знали Жака Соньера? – спросил капитан.

– Вообще не знал. Мы ни разу не встречались.

– То есть сегодня вы должны были с ним познакомиться? – удивился Фаш.

3

В карантине (фр.).

– Да. Мы договорились встретиться с ним у стойки администратора в Американском институте после моей лекции, но он не пришел.

Пока Фаш делал пометки в маленькой записной книжке, Лэнгдон окинул взглядом менее известную пирамиду Лувра – перевернутую. Это был световой люк, который нависал сверху, словно сталактит.

– Кто первый предложил встречу? – неожиданно спросил капитан. Они поднялись на несколько ступенек вверх. – Вы или он?

Вопрос показался Лэнгдону странным.

– Соньер, – ответил он, пока они шли по проходу в южное крыло «Денон», самый известный из трех музейных отделов. – Несколько недель назад его секретарь связалась со мной по электронной почте. Написала, что хранитель наслышан, что в этом месяце я собираюсь прочитать в Париже лекцию, и хотел бы обсудить со мной какие-то вопросы.

– Какие именно?

– Не знаю. Полагаю, имеющие отношение к искусству. У нас с ним одинаковые интересы.

Фаш окинул его недоверчивым взглядом.

– Вы не представляете, по какому поводу должны были встречаться с Соньером?

Лэнгдон не представлял. Когда он получил письмо секретаря хранителя, ему стало любопытно, но он посчитал неудобным интересоваться деталями. Уважаемый господин Соньер ценил уединенность и почти ни с кем не встречался. Лэнгдон испытал благодарность уже за то, что ему представилась возможность с ним увидеться.

– Мистер Лэнгдон, неужели у вас нет ни малейшего представления, что собирался обсудить с вами хранитель Лувра вечером, когда его убили? Это могло бы помочь расследованию.

От многозначительности вопроса Лэнгдону стало не по себе.

– Понятия не имею. Не спрашивал. Почел за честь, что он вообще решил со мной связаться. Я ценитель работ господина Соньера и часто пользуюсь на занятиях его текстами.

Фаш занес и этот факт в свою записную книжку.

Они успели пройти половину пути по тоннелю в крыло «Денон», когда впереди показались два ведущих наверх неподвижных

эскалатора.

– Поднимемся на лифте, – предложил Фаш. – Вы же знаете, до галереи еще идти и идти. – Он провел мясистой рукой по волосам. – Так у вас были с Соньером общие интересы? – продолжил он, когда двери лифта открылись.

– Да. Если хотите знать, большую часть прошлого года я работал над проектом книги, тема которой касается сферы его занятий. И хотел услышать его суждение.

– Понимаю. И какова же ее тема?

Лэнгдон поколебался, не зная, как лучше сформулировать ответ.

– Книга в своей основе о культе богини – принципе женской святости и связанной с этим понятием символикой в искусстве.

– Соньер был знатоком в этой области?

– Как никто другой.

– Возможно, он прослышал о вашей книге и пригласил вас на встречу, чтобы предложить помощь?

Лэнгдон покачал головой.

– О моей рукописи не знал ни один человек. Она была всего лишь наброском, и я не показывал ее никому, кроме моего издателя.

– Вы никогда не разговаривали с месье Соньером? – спросил капитан, когда лифт пришел в движение. – Не переписывались? Ничего не посылали друг другу по почте?

Еще один странный вопрос.

– Нет. Никогда.

Фаш тряхнул головой, словно для того, чтобы этот факт крепче отложился в памяти. Никак не прокомментировал ответ и молча смотрел в хромированные двери кабины. В их отражении Лэнгдон заметил у капитана зажим для галстука – серебряное распятие с тринадцатью крупинками черного оникса. Символ был известен под названием crux gemmata: крест с тринадцатью драгоценными камнями являлся графическим изображением Христа и двенадцати апостолов. Лэнгдон не ожидал, что капитан французской полиции будет так открыто афишировать свои религиозные взгляды. Хотя, с другой стороны, это типично для Франции, где христианство не столько религия, сколько право по рождению.

Лифт дрогнул и остановился, и в этот момент Лэнгдон поймал отразившийся в дверях направленный на него взгляд капитана Фаша.

Он поспешно вышел за ним в коридор и от неожиданности замер. Фаш обернулся.

– Я вижу, мистер Лэнгдон, вам не случалось бывать в Лувре после закрытия.

Интересно, подумал Лэнгдон, пытаясь овладеть собой, как бы я попал сюда ночью?

Галереи Лувра славятся своими высокими потолками и обычно залиты светом, но сегодня в них было удивительно темно. Приглушенное красное сияние, казалось, лилось из-за плинтуса, и на мозаичном полу там и тут расплывались багровые лужицы.

Вглядевшись в тусклоосвещенный коридор, Лэнгдон удивился, как ему сразу не пришла в голову эта мысль. Все крупные музеи мира пользуются красным светом в качестве служебного ночного освещения. Неяркая, нетравмирующая подсветка позволяет сотрудникам и охране находить дорогу и в то же время сохраняет полотна в относительной темноте, устраняя эффект старения из-за долгого нахождения на ярком свету.

– Сюда. – Фаш круто повернул вправо и повел его по соединяющимся друг с другом галереям.