Код Майя: 2012
Шрифт:
Неприятные ощущения у нее в животе слегка отступили, но сердце все еще мучительно сжималось. Однако к Стелле возвращалась способность ясно мыслить.
— Неужели хранители остальных камней знают так же мало, как мы, или они имеют более четкие представления о том, что делать?
— У меня есть основания считать, что один камень находится в Венгрии и еще один в Египте, и хранящие их семьи знают, каково их предназначение и что требуется делать. Я бы хотела думать, что и остальные хранители понимают, что к чему. Однако я не имею ни малейшего представления о том, как войти с ними в контакт.
— Значит, саам может сказать нам, когда и куда нужно направиться?
— Хотелось бы в это верить, — ответила Урсула. — Проблема состоит в том, как задать вопрос, не отправляясь туда. Когда вы позвонили мне вчера, я послала электронной почтой письмо в Лапландию с просьбой о помощи, но не слишком рассчитываю на ответ. От пастбищ до интернет-кафе в Рованиеми семьсот миль, и лишь один из правнуков Кайкаама научился пользоваться персональным компьютером.
— Сколько времени потребуется, чтобы добраться до Финляндии? — раздраженно спросил Кит, словно задал этот вопрос только для того, чтобы на него обратили внимание.
— Слишком много. Камень не стал бы рисковать и не вышел бы из тени, если бы до Конца Дней не осталось мало времени.
— А мне казалось, что мы так умны, раз отыскали код к шифру.
Теперь ирония в его улыбке была искренней.
Кит определенно нравился Урсуле. Ее улыбка была полна тепла.
— Так и было, — сказала она. — Если бы не нашлось людей, наделенных достаточной силой сердца и разума, то камень оставался бы скрытым до конца времен и дуга девяти никогда бы не зажглась. Наша проблема состоит в том, что мы не имеем понятия, как искать ответы, не зная последнего срока.
— У нас есть старинная рукопись, найденная среди дневников Седрика Оуэна, — напомнила Стелла. — Именно из-за нее мы и пришли сюда. В ней обязательно должны содержаться ответы.
Она решила, что стоило пережить последние мучительные полчаса, чтобы увидеть изумление на лице Урсулы.
— Я не понимаю.
— Вот.
Кит поднял свою сумку и протянул ее Стелле.
Она вытащила из нее и аккуратно разложила на полу копии дневников, поэму в прозе, которую они нашли в заключительном дневнике, и собственные бумаги с попытками воспроизвести символы майя, обнаруженные в других томах дневника.
— Я говорила вам по телефону, что нам удалось найти ряд записей, сделанных при помощи каких-то символов. Они являются частью шифра — мы сумели в нем разобраться благодаря некоторым записям в дневниках. Они представляют собой матрицу двенадцать на двенадцать. — Стелла разложила листы на полу. — Вы можете их прочитать?
Урсула уже опустилась на четвереньки и почти сразу же стала читать вслух.
— «Я, друг… женщины ягуара… я пишу эти… записки о моей жизни, о том, что знаю…» Тут не совсем понятно, мне нужно кое-что уточнить, сложное место. «Я начну в… городе с великой рекой» — должно быть, это Париж. Он никогда не бывал в Лондоне — «и с моей встречи с созерцающим звезды и предсказателем… истинных будущих». Вероятно, это Нострадамус, мы знаем, что они встречались в Париже. О боже…
Урсула задрожала; страницы трепетали в ее пальцах, в глазах загорелся лихорадочный огонь.
— Стелла, это Эльдорадо, главная жила всех золотых жил. Седрик Оуэн прожил тридцать два года в Новом Свете среди майя. Если он записывал то, чему они его учили, этого будет более чем достаточно. Где-то здесь должно быть написано, куда и когда мы должны доставить камень. Как быстро вы сможете подготовить всю рукопись?
— Теперь, когда у нас есть написанная Китом программа, довольно быстро.
— Так чего же вы ждете? — Урсула покраснела, как школьница. — Вы пишите, а я стану переводить. Если мы не будем отвлекаться, то закончим перевод всех тридцати двух тетрадей за неделю.
ГЛАВА 20
Южные земли майя, Новая Испания
Октябрь 1556 года
Седрика Оуэна разбудил дождь, который не был дождем. Над ним стоял Диего и брызгал ему водой в лицо. Живой камень, лежавший в заплечном мешке, давил ему на спину. Оуэн вспомнил, что потерял сознание и упал. Перекатившись на бок, он увидел, что ягуар присел на задние лапы и с любопытством на него смотрит.
Теперь Оуэн мог разглядеть, что страшная морда ягуара являлась всего лишь частью шкуры, надетой на туземца, линии, идущие от оскаленных зубов, были вовсе не усами, а шрамами на щеках смуглого лица, а огромные белые зубы ягуара — всего лишь ожерельем, украшавшим вместе с двумя передними лапами фигуру туземца… под ними он увидел два изящных холмика…
Слишком поздно Седрик Оуэн понял, что так сильно напугавший его зверь является женщиной и что под пятнистой шкурой хищника она совершенно обнажена.
Он провел много времени на корабле, где его окружали лишь мужчины. Его взгляд скользнул от головы женщины к ее ногам, а потом вернулся к груди, прежде чем Оуэн взял себя в руки и вспомнил, что он врач и человеческое тело не содержит для него ни тайн, ни соблазна.
Из того места, куда он более не осмеливался смотреть, послышался низкий хриплый голос, в котором трепетал смех.
— Седрик Оуэн, хранитель голубого живого камня, ты боишься смотреть на меня?
Он боялся, но совсем не так, как недавно, думая, что видит живого ягуара. Теперь он боялся за свою гордость и за умение держать себя в руках, а не за тело и душу. Однако он сумел справиться с собой.
Оуэн встал и заставил себя посмотреть на нее. Женщина-ягуар оказалась на голову ниже, чем Диего, который был невысок ростом, но держалась с такой уверенностью, какой Оуэн не видел ни в одной женщине, даже в Медичи, королеве Франции.
Он рассмотрел ее более внимательно — ее тело оказалось мускулистым, как у воина, выделялись лишь более широкие бедра, мягкий изгиб живота и грудь… На его профессиональный взгляд, у нее было никак не меньше троих детей.
В свете заходящего солнца он попытался оценить ее возраст. Поначалу он решил, что она почти его ровесница и ее возраст лишь немногим превышает два десятилетия. Но теперь она подошла поближе, чтобы получше его разглядеть, и он за уродливыми шрамами на ее лице увидел морщины вокруг глаз, огрубевшую кожу шеи и серебрившиеся на висках волосы. В конце концов он пришел к выводу, что ей ближе к сорока, чем к двадцати. Однако от этого женщина-ягуар не показалась ему менее ужасной и одновременно красивой.