Код Майя: 2012
Шрифт:
Слева, там, где вставала луна, девушка-дитя играла в бабки на летнем лугу, заросшем дикими цветами.
А в разрыве между этими двумя мирами была нить разноцветных жемчужин; тонкая связующая линия надежды для Фернандеса де Агилара и для всего мира.
С противоположной стороны костра Наджакмал сказала:
— Их нужно соединить при помощи песни твоего камня.
Его камень томился в сумке у бедра. С нежностью отца, берущего в руки своего первенца, Оуэн вытащил голубой камень.
Сначала его смущало присутствие второго камня, а потом он ощутил гордость, поскольку увидел, как в глазах Наджакмал отразилась ее душа.
Меняя положение рук, Оуэн напитал свой камень светом огня и луны, они сплелись, и возник луч, направленный к чистому кристаллу ее оскалившегося ягуара.
Во время их встречи произошли алхимические процессы изменения тонов и света, каких ему не доводилось видеть прежде. И, наблюдая за тем, как они сплетались друг с другом, чтобы создать нечто третье, большее каждого из них по отдельности, Седрик Оуэн понял, как могут слиться воедино связующие линии песни девяти черепов, а потом создать из четырех зверей одного. Вопрос состоял лишь в том, способен ли он на это.
— Ну что ж. — Он поднял череп и повернул его так, что сияние из глазниц и нить песни были направлены вниз, на выложенный плитками разрыв в мозаике.
Он начал с юга, с красного камня, цвета сердечного огня. Разрыв расширился, когда Оуэн послал в него голубую песню живого камня, чтобы он обратился в красную жемчужину, стал черепом темного сердолика, и то, что прежде казалось линией черных камушков из обсидиана, превратилось в широкую полосу ночных теней и тихого ждущего дыхания.
Влекомый собственным камнем и звериным камнем Наджакмал, он двигался все дальше и дальше.
Теперь разрыв стал долиной, ведущей в обширную песчаную пустыню. Оуэн босиком шагал по теплому грубому песку, щекотавшему пальцы ног. Он ощущал аромат горько-сладкого дыма, отличавшегося от того, что окутывал его прежде. Взглянул в бодрящее ночное небо, полное звезд, которых он и представить себе не мог, названий которых не знал.
Красный огненный камень держала женщина его возраста с кожей черной, как смола. Она сидела перед ним совершенно обнаженная. Свет костра огненно-алым водопадом ниспадал по атласной коже ее груди. Она кивнула в сторону бревна, где мог сесть гость. Когда Оуэн наклонился, принимая ее приглашение, он услышал шум у себя за спиной.
Голубой камень пропел высокую ноту предупреждения и приказа. Время исказилось и замедлилось в том месте, где стоял Оуэн. Он неторопливо развернулся на одной ноге, подцепил большим пальцем другой ноги черную змею с алым брюхом, собравшуюся на него напасть, и отбросил ее в ночь.
Оуэн не испытывал страха, его охватило растущее возбуждение. И в отдаленном уголке разума он принес извинения своему другу Фернандесу де Агилару за то, что не смог двигаться с такой же быстротой, когда змея напала на них.
Обернувшись назад, он увидел, что чернокожая женщина встала. Ее каменный череп был цвета крови, рождения, ревущей смерти с красными клыками, цвета брюха змеи. Он вбирал в себя свет костра и направлял его в алую линию песни, которая проходила по земле, как путеводная нить, и не отклонилась, когда хранительница чуть отошла. Оуэн направил свой голубой камень в ту же сторону, и тропинки сплелись воедино, создав нечто большее, чем каждая из них по отдельности.
— Идем, — сказал Седрик Оуэн. — Наше время, наша радость, наш долг. — То были не его слова; они пришли из ночи и земли, из того места, где крадутся огненные тени.
Они молча следовали по красно-голубой тропе, уходящей в темноту, и вскоре подошли к скале, возвышающейся в пустыне, огромной и гладкой, точно китовый горб. С одной стороны виднелось углубление размером с человеческую голову.
— Мы должны создать целое из частей, — сказал Оуэн. — Твой камень должен соединиться с душой земли.
Женщина уже подняла руки вверх.
Ее камень скользнул на свое место в корнях земли со звуком, подобным рождению звезды, — ослепляющий, оглушающий взрыв, потрясший Оуэна до самых пяток. На несколько мгновений он лишился всех чувств, а потому не заметил второй змеи, которая пришла за темнокожей женщиной.
Она умирала, когда он открыл глаза в следующий момент, но умирала с радостью. Ее улыбка озарила ночь. Она помахала ему рукой, и он упал на землю, которая открылась и позволила ему погрузиться в темноту.
— Это был первый камень, — сказала Наджакмал. — Ты видел змея и остался жив.
А Оуэн уже находился в новом месте, когда сообразил, что она обращается к нему.
Всего восемь раз он бросал песенную линию вдоль разрыва, сдерживающего опустошение. Восемь раз он встречал хранителя черепа, владеющего камнем своего цвета, и всякий раз хранитель отдавал камень земле, чтобы его песня могла соединиться с песнями, попавшими туда прежде, и стать чем-то большим, сохранив все прежние качества.
Восемь раз он лицом к лицу встречался со смертью в разных обличьях; от скорпиона у входа в пирамиду до атакующего кабана в лесах влажных, продуваемых ветрами равнин, или камнепада в удивительно красивой речной долине — Оуэн плакал, когда ее покидал. Восемь раз он видел, как хранитель камня принимал ту смерть, которой самому Оуэну удавалось избежать, после того как камень занимал свое место в земле.
Так он исполнил пророчество Нострадамуса, который показал ему семь различных оттенков цвета в форме веера на столе в своем доме в Париже, а потом Оуэн увидел, что вслед за ними идет черный цвет, не имеющий света, и белый, абсолютный свет, объединяющий их в гамму девяти цветов.
В конце концов он пришел к абсолютному свету. Невероятно древний человек с крючковатым носом, в головном уборе с оленьими рогами держал белый каменный череп в месте, полном снега и льда. Сзади Оуэн увидел оленя в грубой шкуре и молодую женщину, сплетавшую нить песни у себя в горле. Смерть пришла за Оуэном в виде лавины, от которой он сумел убежать, чтобы вернуться, глубоко проваливаясь в снег. Углубление, куда следовало уложить череп, находилось в нетронутом льду скалы, старику пришлось спуститься вниз на веревке, а когда белый камень занял свое место, старика вытащили обратно.