Код одиночества
Шрифт:
Она не чуралась никаких дел – спекулировала земельными участками, скупала по дешевке у разорившихся аристократов драгоценности и предметы искусства, занималась ростовщичеством – и продолжала с маниакальным упорством строить промышленную империю, как когда-то делал ее отец.
У нее подобралась команда из двадцати пяти человек, готовых исполнить любое ее приказание, а еще у Татьяны в запасе был секретный архив, вывезенный из России. Более всего денег она тратила на приобретение патентов. В нуждавшейся в деньгах Европе их можно было покупать сотнями и по дешевке, чем Татьяна и воспользовалась.
Некогда разорившиеся и убыточные
Вскоре и политики поняли, что «эта русская» вовсе не сумасшедшая миллионерша, а прозорливая предпринимательница, обладающая потрясающим нюхом и умеющая извлекать прибыль буквально из всего.
Еще через три года, к середине двадцатых, Татьяна была владелицей ряда прибыльных предприятий в химической и фармацевтической отрасли. Кроме этого, ей принадлежали металлургические заводы, военные мастерские, верфи и банки. Она управляла огромной империей и понимала – если бы отец был жив, он гордился бы своей дочерью.
Критики, полоскавшие ее имя в грязи, притихли. Газеты (многие принадлежали Татьяне или нуждались в кредитах, выдаваемых ее банками) пели ей дифирамбы, называя самой выдающейся женщиной двадцатого столетия. И самой богатой. Очень многие бы удивились, узнав, что деньги Татьяну не интересовали – хоть она и жила в старинном особняке, обставленном с поразительной роскошью, хоть у нее и имелась груда драгоценностей (которые, правда, она никогда не надевала), хоть и доступна ей была любая прихоть, самым важным для Татьяны был один человек – ее сын.
Мальчику, которому к тому времени уже исполнилось одиннадцать, было суждено однажды стать ее наследником. Ради него, Павла Беспалова, Татьяна и трудилась последние годы, именно он должен в скором времени возглавить империю.
Лучшие учителя занимались с Павлушей (или Полем, как именовал его эксцентричный дядюшка Жорж) на дому – отдавать ребенка в частную школу или интернат Татьяна не пожелала, считая, что он должен быть всегда с ней. Друзей у Поля не было – Татьяна не поддерживала ни с кем отношений, приемы не посещала, сама никогда никого не приглашала к себе в особняк. Для нее существовали только империя – и ее сын, причем судьба империи и судьба сына были неразрывно связаны между собой.
Для всех Татьяна превратилась в женщину-призрак, в безжалостную предпринимательницу, обладающую поразительным чутьем и железной хваткой. Мужчины-банкиры и владельцы заводов, насмехавшиеся над ней, давно замолкли, сначала поражаясь, а затем завидуя успехам Татьяны.
Никто не знал, что по ночам, запершись в своей огромной спальне, Татьяна снимала платье и вуаль – и рассматривала свое изуродованное лицо и тело в большое зеркало. О, как бы она хотела вновь обрести былую красоту и молодость! Однако лучшие пластические хирурги, которых она посетила во Франции, Швейцарии и Америке, уверяли ее: современная медицина не в состоянии вернуть ей прежнее лицо. И все же Татьяна надеялась, что настанет день, когда она сможет скинуть ненавистную вуаль и показаться в обществе, удивляя всех своей красотой. Отчаяние и злость были двумя движущими силами ее стремления воссоздать империю, оставшуюся так далеко, в России, заново.
Глава 35
Павлуша боялся женщины в черном, которая была его матерью. Он видел ее не так часто – она заходила в классную комнату, и учитель замолкал на полуслове, словно подавившись фразой. Эта женщина, от которой всегда исходил тонкий аромат старомодных французских духов, трепала Павла по голове рукой в черной перчатке, целовала сквозь вуаль, говорила несколько приятных слов сиплым, сдавленным голосом, а затем, шурша шелками, уходила прочь. И эта женщина являлась его матерью.
Поль проводил гораздо больше времени со своим дядюшкой Игнатом – тот был неистощим на выдумки и проказы, заваливал племянника подарками и рассказывал об удивительной жизни, что шла за стенами особняка, превратившегося для мальчика в тюрьму. Как-то он упросил дядю, воспользовавшись тем, что женщины в черном (называть ее «мамой» у Поля не поворачивался язык) в Париже не было – она отправилась в деловую поездку в Швейцарию, – взять его с собой. Дядя, поломавшись, уступил желанию мальчика, и они предприняли поездку по ночному Парижу.
Огни, музыка и в особенности полуголые женщины произвели на Павлушу незабываемое впечатление. Дядя Жорж привез его в варьете – дамочки, украшенные перьями, в сверкающих сценических костюмах, сразу окружили мальчика, восхищаясь его красотой и застенчивой улыбкой. Одна даже поцеловала Поля в губы, и тот ощутил странную реакцию своего организма, с которой он сталкивался и раньше и которую никак не мог объяснить себе. Поль оттолкнул от себя особу и тщательно вытер губы рукавом.
– А ведь кокотки от тебя без ума! – воскликнул, смеясь, дядя Жорж. – Да, мой милый, чувствую, что всего через несколько лет ты станешь настоящим охотником за юбками!
Затем дядька потащил мальчика в ресторан, где встречался с изнеженными и пестро одетыми субъектами, о которых Поль не мог сказать – мужчины они или женщины. Приятели дяди ему жутко понравились – очень веселые и забавные, что так контрастировало с мрачной обстановкой беспаловского особняка.
Из ресторана дядя с племянником подались в странное заведение, где Полю пришлось столкнуться с большим количеством голых женщин и мужчин. Мальчик давно отыскал в домашней библиотеке несколько томов, в которых имелись странные разноцветные иллюстрации и тяжелым, непонятным слогом было изложено то, что называлось «взаимоотношением полов». Поль в свои одиннадцать лет знал: дети появляются оттого, что мужчина и женщина долго целуются друг с другом (поэтому-то он и не хотел, чтобы певички в варьете его целовали – кто знает, может быть, они от него забеременеют!), но в этом заведении Поль увидел женщин, целовавшихся с другими женщинами, и мужчин, обнимавших других мужчин. Когда он осторожно спросил у дядя Жоржа, что сие значит, тот, только что смачно поцеловавший какого-то субъекта в смокинге и без штанов, заявил: