Шрифт:
Дикий вопль вспорол тишину инфекционного отделения специальной клинической больницы номер пять. Дежуривший в эту ночь заведующий отделением Петр Леонидович Покрышкин едва не поперхнулся чаем, который как раз в этот момент ему вздумалось попить, и чуть не уронил кружку. Ничего членораздельного в вопле не содержалось, это было просто безумно-хаотичное сочетание гласных звуков. Вопивший обладал луженой глоткой и завидной дыхалкой, так что хватило его почти на минуту, после чего крик плавно увял фейд аутом. Почти красиво.
Покрышкин скривился, словно от зубной боли, и отхлебнул чаю. Он редко жалел о своем решении уволиться из государственной больницы и перейти сюда – деньги-то
Крикун (в миру Грицук Виктор Андреевич) был из таких. Более того – Покрышкин отнес бы его к чемпионам по загадочности. В его медицинской карте значился так называемый «солярный синдром» – первый и вроде как пока единственный случай светобоязни с тяжелыми клиническими симптомами. Причем боязни не абы какого, а именно ультрафиолетового света. И ничего общего с известной науке, хотя и очень редкой болезнью Гюнтера этот недуг не имел. Характерного жжения кожи и разрушения красных кровяных телец при солярном синдроме не происходило. В крови, наоборот, появлялись новые частицы, которым за неимением лучшего присвоили название солоцитов. Пациент с солоцитами в крови, попадая под ультрафиолетовый свет, делался агрессивным психопатом. Глаза его краснели, и он кидался на людей, пытаясь их укусить. Прямо вампир, да и только! Но стоило его посадить на «бессолнечную диету», как у него начиналась ломка сродни наркотической, сопровождающаяся довольно сильными болями в животе, против которых были бессильны даже кодеиносодержащие обезболивающие. Собственно, только что прозвучавшие вопли свидетельствовали о начале очередного приступа. И выход был только один – открыть его ультрафиолетовому свету и дать перебеситься, очень желательно – в крепко связанном состоянии. Похоже, именно эта процедура сейчас и предстояла доктору Покрышкину.
Крикун в инфекционном отделении оказался не просто так. Заразность солярного синдрома пока оставалась вещью неустановленной, да и как прикажете изолировать и успокаивать этого буйного «вампира» в обычных палатах?
Петр Леонидович тяжело вздохнул и, залпом допив остаток чая, поднялся с места. Ему понадобится УФ-лампа, спецодежда и парочка дюжих санитаров с ремнями.
* * * *
Телефонный звонок разбудил Покрышкина в двенадцать пятнадцать дня. Он подпрыгнул на диване и осатанело уставился на телефон, надрывающийся «Самбой ди Жанейро». Большее свинство трудно было себе представить. Петр Леонидович жил один уже тридцать лет. С семьей как-то не сложилось. Кто тоже женат на работе, тот поймет: она соперниц не терпит. Дом для Покрышкина был крепостью, в которой он укрывался от всего мира и был сам себе хозяин. Приходя домой после ночного дежурства по отделению и ложась отсыпаться, Петр Леонидович обязательно принимал снотворное, потому что впечатления обычно оставались еще те и заснуть естественным образом представляло немалую проблему. Коллеги, особенно те, кто сам прошел через такие дежурства, относились с пониманием и на следующий день старались Покрышкина не беспокоить, если, конечно, не случится событий из категории «конец света». Так какая же сволочь сейчас-то звонит?
«Очень настойчивая сволочь!» – ответил сам себе Петр Леонидович, взял наконец с тумбочки не унимающийся телефон, принял вызов и рыкнул:
– У аппарата!
Голос его заместителя, Марины Андреевны Дашковой, звучал виновато:
– Петр Леонидович, извините, что беспокою после дежурства, но… тут люди из «Заслона» приехали. По поводу Кри… то есть Грицука. Непременно вас требуют. Я им объясняла, но…
Но Покрышкин уже не слушал оправданий Дашковой. Надежда отделаться одним телефонным разговором увяла, едва родившись: «Заслон» – это серьезно. Работодателей лесом не пошлешь, хотя порой очень хотелось. Но регулярно кушать хотелось больше. К тому же люди из «Заслона» по пустякам не приезжают, да и Крикун… Крикун – тема особая. Петр Леонидович нет-нет да и подумывал – не взять ли солярный синдром за основу давно ждущей своего часа докторской диссертации.
– Передайте им – буду через двадцать минут, – буркнул Покрышкин в трубку, нажал отбой и принялся одеваться.
* * * *
Заслоновцев было двое, мужчина и женщина, похожие, как брат и сестра, оба бесцветные блондины с водянистыми глазами, но цепким взглядом и сравнительно молодые – им еще, похоже, даже сорок не стукнуло. «Даже!» – внутренне усмехнулся Петр Леонидович своей мысли. Да, с высоты его почти-полтинника определенно «даже».
– Фролов Олег Игоревич, Зонина Анна Дмитриевна, – представились приезжие.
«Надо же, не брат и сестра. Клонируют их там, что ли?» – безмолвно удивился Покрышкин.
– Так что там с моим любимым пациентом? – подпустив в голос четко отмеренную дозу иронии, осведомился Петр Леонидович.
– Это вы нам скажите, – голос у Фролова был резкий, неприятного тембра, почти скрипучий. – У него участились приступы, не так ли?
– Да, теперь почти каждую ночь. А вы как узнали?
– Все в соответствии с прогнозами, – в отличие от ее «брата», голос Зониной был таким же бесцветным, как и она сама. – Очевидно, наступила вторая фаза.
О как! Вторая фаза, значит… Петр Леонидович ощутил подступающее раздражение. Похоже, шефы знают о загадочном солярном синдроме куда больше, чем говорят.
– А меня предупредить вы, значит, не сочли нужным? – Покрышкин сумел сохранить внешнюю невозмутимость, разве что тон его сделался холоднее на несколько градусов.
– Мы сообщаем вам сейчас, – прозвучало это так, будто вопрос решен окончательно и дальнейшему обсуждению не подлежит. – Как давно вы делали ему спектральную гематограмму?
– Три дня назад, – несколько озадаченно ответил Покрышкин.
Новый прибор АО «Заслон», делающий спектральный анализ крови по видам кровяных телец, вызывал у него одновременно и восхищение, и недоумение, потому что производил впечатление «из пушки по воробьям». Да, это круто, что можно просто подойти к пациенту, уколоть его, получить образец крови буквально в пару капель и через несколько секунд получить раскладку по видам кровяных телец, но зачем? Зачем такая оперативность? Это как высокотехнологичная авторучка, которая может писать в космосе, хотя запросто можно писать карандашом. Правда, появление солоцитов несколько изменило мнение Покрышкина по этому поводу, но все равно – такой экспресс-анализ нужен обычно для быстрого выявления особо заразных инфекционных болезней. В случае же солярного синдрома речь о высокой заразности не шла… или это только пока?
Фролов покачал головой:
– Нет, нам нужна свежая. Сделайте ее при нас, прямо сейчас. А потом…
Он полез в черный пластиковый кейс, открыл его и извлек два черных излучателя, внешне напоминающих УФ-лампы, но несколько необычной формы.
– Что это? – спросил Петр Леонидович, безуспешно пытаясь погасить искорки любопытства в глазах.
В чем-то, несмотря на свой без пяти минут полтинник и ученую степень, он оставался почти мальчишкой, которого очень интересуют и восхищают высокотехнологичные игрушки вроде тех, которые АО «Заслон» с завидной регулярностью поставляло в свои клиники. Еще одна причина работать здесь.