Код возвращения
Шрифт:
— Откуда я знаю, кто чья девушка, — с трудом произнес Лютов, поморщившись. У него раскалывалась от боли голова, с трудом шевелились распухшие губы. — Я говорил с ней о деле, которое никого не касается.
— Откуда ты знаешь, что кого касается? — Стаховский засунул руки в карманы и раскачивался с пятки на носок и обратно. На нем было черное кашемировое пальто и темный костюм, из-под которого выглядывал тонкий джемпер с высоким горлом. — Меня все касается! И в первую очередь сама Мария. И никто не может лезть к ней в обход меня! Я решаю, что ей делать, с кем ей спать, кому помогать!
Лютов попытался
— Не дергайся, мозги вышибу! — грубо сказал кто-то, стоящий вне поля зрения. Скорее всего, это был тип со сплющенным носом. В слове «мозги» ударение он почему-то сделал на первом слоге. Причем совершенно очевидно, что он действительно вышибет ему мозги. И не посмотрит, что это центр Москвы и кругом куча свидетелей! Он вообще ни на что не посмотрит. Ему не за то платят деньги, чтобы он смотрел по сторонам и оценивал ситуацию. Плохо дело: надо договариваться по-хорошему.
— Короче, какие вы мне выкатываете предъявы? Чуть не убили, палец оторвали, пушкой тычете, грозитесь. За что?!
Проанализировав ситуацию, Лютов понял, что по всем бандитским понятиям и воровским законам предъявить ему ничего невозможно! Он не скрысятничал и не присвоил чужие деньги, никого не подставил, не убил, даже эту сучку не трахнул по беспределу! Что он сделал? Пригласил бабу в кабак, накормил хорошим обедом, задал несколько вопросов. Пусть вел себя навязчиво, немного грубовато, пусть припугнул рыбами, но это только слова, вреда-то он никому не причинил! А значит, все, что с ним сделали, это полнейший беспредел! Наглая демонстрация силы и безнаказанности!
— Ты влез на чужую территорию! — презрительно вытянув губы, сказал Стаховский.
Это серьезное обвинение. Особенно если бы оно было правдивым.
— На какую территорию?! Где она, эта чужая территория?!
— Везде, где есть мои интересы! — сухо отрезал Стаховский. И, не переставая раскачиваться, продолжил: — Послушайте меня внимательно и передайте мои слова тем, кто направил вас сюда. Хоть этому Каймаченко.
Стаховский небрежно выудил из бокового кармана пальто ту самую визитку, которую Павел показывал Маше и которую та с издевкой запихала ему в карман. Значит, они его обыскали.
— Начальник службы безопасности, как страшно! — Стаховский презрительно бросил картонный прямоугольник под ноги представителю могущественного «Консорциума», она угодила в лужу крови, накапавшую из отъеденного пираньями пальца. — Передайте кому другому из вашей шарашкиной конторы: я мало кого боюсь. Если не сказать — вообще никого. А с Петром Георгиевичем Горемыкиным мы добрые приятели. При случае я ему скажу, какие методы работы вы практикуете. Вряд ли он вас за них похвалит!
Лютов понурился. А ведь действительно скажет. И виноватым окажется именно он, Павел Лютов. Вот влип!
— Я вижу, вы начинаете кое-что понимать! — Стаховский пригладил ладонью густые ухоженные волосы. — Так что я надеюсь, что это наша последняя встреча. И оставьте в покое Машу. Решайте свои проблемы сами. Вы меня поняли?
Никогда еще бывший десантник, побывавший
— Ты понял?! Отвечай! — Ствол ружья больно ударил его в скулу.
— Да. Я все понял, — тихо сказал Лютов, не поднимая головы, чтобы никто не видел бешеного огня ненависти в его глазах. Потому что тогда его могут пристрелить или зарезать, как барана, и все на этом закончится. А так лента жизни продолжит раскручиваться, он залижет раны, а поскольку земля, как известно, круглая, он обязательно встретится с этим самоуверенным и наглым красавчиком. При более выгодных обстоятельствах. И тогда рассчитается сполна, заставит этого чертова сутенера проглотить все произнесенные сейчас дерзкие слова. Он самолично запихнет их Стаховскому в глотку, так что тот подавится.
— Ну и хорошо. — Стаховский достал перчатки, похлопал ими по ладони и улыбнулся. — Что ж, мальчики, позаботьтесь о нашем госте. А я пошел. Дела-с.
Он развернулся и молча пошел к выходу, где его почтительно ждали два высоких, респектабельного вида телохранителя. А Павла что-то больно кольнуло в шею, и он мгновенно потерял сознание.
— Вы неправильно называете этот предмет, — Ремезов энергично покачал головой.
— Не ядерный фугас — такое название придумали досужие газетчики. По технической документации — это «изделие С». Его полное название — «боеприпас ядерный специальный малогабаритный». Тот, который вы описываете, имеет уточнение: «ранцевого ношения».
Завершив точный и четкий ответ, отставной подполковник замолчал в ожидании следующего вопроса. Он во всем был точен, четок и краток. Первое, что он сделал при встрече, проверил у Нижегородцева удостоверение и спросил, имеет ли он допуск к материалам, связанным с ядерным оружием. А ведь встреча происходила не на улице и не в квартире ветерана, а в кабинете заместителя начальника Тиходонского УФСБ. Чувствовалась старая закалка.
— И где могла произойти утечка такого изделия? Нижегородцев машинально поскреб ногтями подбородок, а затем вновь перевел взор на своего собеседника, маленького проворного человечка, пальцы которого, казалось, жили своей собственной, самостоятельной жизнью. Внешне бывший куратор атомной промышленности был воплощением спокойствия и невозмутимости. Его лицо выразительнее любых слов говорило, что в этом мире нет ничего, способного вывести его из состояния равновесия. На столь серьезной линии работы исполнитель должен распрощаться с такими человеческими эмоциями, как удивление, любопытство, волнение. Но его пальцы…
Вампир вновь скосил взгляд и остановил его на сухощавых, с характерными пигментными пятнами руках отставного сотрудника КГБ. Пальцы собеседника все время находились в движении. То разминали неприкуренную сигарету, старательно перекатывая ее в различных направлениях, то извлекали из кармана платок, несколько секунд беспричинно комкали его и возвращали на прежнее место, то просто вступали в противоборство сами с собой. Переплетались, соприкасались, с хрустом заламывались. Ни секунды они не находились в покое.