Код возвращения
Шрифт:
Боксер отвернулся и молча курил, рассматривая неработающий фонтан, окруженный голубыми елями. Оставшись без собеседника, Гиббон замолчат и, положив ружье на широченное плечо, отправился обходить периметр. Хотя это была обязанность сторожевой охраны, он не терпел простоя — подвижная нервная система требовала решительных действий. Он шел вдоль забора, постоянно поворачивая свою обезьянью голову, как будто подозревал, что кругом затаились враги.
Собственно, так оно и было. Напротив дачи Стаховского, по другую сторону дороги, начиналось строительство очередного особняка, пока выполнялся нулевой цикл: выбиралась земля под фундамент. За одной из куч земли лежал человек в летнем камуфляже «тень»
Прошел час, полтора, два. Смеркалось, температура воздуха опустилась до двенадцати градусов. Боксер поднял стекло и включил печку. Гиббону надоело ходить по территории, и он залез на заднее сиденье «Гелиндвагена».
Внезапно по всему двору зажглись лампы подсветки, разноцветные огоньки вспыхнули в кронах деревьев, лучи прожекторов скрестились на фонтане, из которого забили разноцветные струи. Андрей Андреевич Стаховский любил эффекты.
Разгоряченная Маша появилась в дверях, обходительный кавалер помахал ей рукой, но из дома на свет прожекторов не вышел, наученный опытом десятков предшественников, забывших про возможности снайперов и жестоко за это поплатившихся.
Маша была в облегающих брючках, ботиночках на «шпильке» и короткой кожаной курточке с меховой оторочкой. Выглядела она весьма эффектно, впрочем, как и всегда. Следом за ней вышел Куль, квадратный коротышка с покатым лбом, развитыми надбровными дугами и плоским от природы носом. Если Он охранял девушку, а считалось, что именно это он и делает, то ему следовало идти первым, чтобы предупредить возможную опасность, а в случае необходимости прикрыть охраняемую своим телом. Но беда «новых русских» состоит в том, что ни они сами, ни их телохранители не представляют, как надо организовать охрану. Телохранители являются частью имиджа так же, как красивые девушки и навороченные автомобили. Но оправдывают они себя лишь в бытовых уличных ситуациях, хорошо отпугивают хулиганов и всякую шантрапу. При серьезном нападении они гибнут вместе с хозяином, красивой девушкой и навороченным автомобилем. Впрочем, девушки и автомобили гибнут реже.
Шпильки процокали по мозаичной плитке, тонкий гибкий силуэт пересек яркие лучи прожекторов, и изящная девичья фигурка оказалась у «Гелиндвагена». Боксер поспешно затушил очередную сигарету и, сунув окурок в пепельницу, опустил обе руки на рулевое колесо. Гиббон предупредительно распахнул переднюю дверцу. Девушка ловко забралась в высокую кабину и скрылась в обитом кожей салоне. Тяжелая дверь с лязгом захлопнулась. Гиббон и Куль запрыгнули назад. Гиббон поставил «ремингтон» между колен и скомандовал Боксеру:
— Поехали!
Черный квадратный джип выехал на дорогу и покатил по направлению к трассе. Яркие фары высвечивали световой коридор в темноте подмосковного леса, дорога еще не освещалась, и только впереди, в непроглядном мраке мигал синий маячок.
— Гля, менты, что ли? — прищурился Боксер.
— Ну и что, покажешь им «вездеход», и все дела! — гнусавя, сказал Гиббон.
Действительно, на краю дороги стояла милицейская машина, рядом — милиционер в люминесцирующей портупее и со светящимся жезлом. Жезл требовательно перегородил дорогу и властно указал на обочину.
— Не останавливайся, хер с ним! — сказал Куль. И тут же поправился: — Черт с ним то есть, у нас же пропуск. Извините, Мария Евгеньевна!
Но рядом стоял еще один милиционер с автоматом, и этот аргумент был гораздо убедительнее жезла.
— Нельзя, еще стрелять начнут! — сказал Боксер. — Это же
Он притормозил и послушно прижался к обочине, нашаривая под потолком литерный талон «Досмотру и контролю не подлежит». Процедура, в общем-то, была обычной: заглянув в спецталон, гаишник отдавал честь и желал счастливого пути. На такой сценарий и были настроены все сидящие в машине, что являлось ошибкой: охрана всегда должна ожидать нападения. Второй ошибкой было то, что двери джипа не были заперты изнутри.
Клац! Клац! Клац! — дверь водителя и задние двери распахнулись одновременно. Боксер получил прикладом автомата в лицо, и в следующую секунду, оглушенный, оказался выброшенным на твердую землю.
— А ну не дергаться, суки! — властно приказал высокий плечистый парень в камуфляже и с побитым оспой лицом, появившийся в проеме левой задней дверцы. Раструб пламегасителя короткого автомата смотрел точно в лоб Гиббону. Это был «АКМС-74 У», стреляющий пулями уменьшенного калибра со смещенным центром тяжести. Такая пуля может войти в локоть, а выйти из пятки.
— Брось пушку, козел! Живо! Ну! Стопроцентная уверенность, что парень выстрелит и его нутро превратится в изъеденное червем яблоко, подействовала на Гиббона парализующе. Он разжал пальцы и выбросил «ремингтон» в ночную черноту.
— Выходи! Мордой в землю! — раздались еще две команды, а вязкий чавкающий удар засвидетельствовал, что выполнены они были недостаточно быстро.
Справа сзади стоял человек в камуфляже, причем не в комбинезоне, в каких, несмотря на запреты, ходит половина Москвы от охранников пивных баров до сторожей продуктовых складов, а в камуфляжной военной форме с несколькими орденами и медалями, с желтыми и красными планками ранений. Он молча целился в Куля из автомата, но держал его левой рукой, а правой, забинтованной, как подушка, поддерживал под магазин. Но когда в тебя целятся, не важно — какой рукой. Важно другое: будут стрелять или берут на понт. В данном случае никаких сомнений не было: глаза военного горели такой ненавистью, что Куль и не помышлял о сопротивлении. Впрочем, если бы и помышлял, ничего бы не изменилось — возможности для сопротивления ему никто предоставлять не собирался. Человек, не ограничившись угрозой, сделал штыковой выпад, и ствол «акаэма» вонзился в лицо Кулю, разрывая щеку и выкрашивая зубы. Затем сильная рука выбросила его из машины.
На улице тем временем происходило изменение дислокации. Милиционеры погрузились в свою машину и уехали, сзади вплотную к «Гелиндвагену» подъехал огромный «Лендровер», куда загрузили оглушенных и окровавленных Боксера, Гиббона и Куля. И они сами, и замершая в салоне Маша были уверены, что это проводит арест милиция. Никого из всей четверки такой поворот судьбы особенно и не удивил: дело житейское, обычное. Раз арестовали, надо выкручиваться, откупаться, запугивать свидетелей, воздействовать на следователей и прокуроров — словом, действовать по хорошо отработанной и достаточно эффективной методике. Деньги есть, покровители есть, друзья есть, надо только потерпеть какое-то время. Может, ночь, может, три дня, может, месяц.
Из «Лендровера» тем временем выбрался Каймаченко. В новой блестящей куртке, в отутюженных брюках, улыбающийся, он выглядел джентльменом.
— Извините за беспокойство, Мария Евгеньевна, — учтиво произнес он, садясь за руль вместо Боксера. — Я немедленно доставлю вас домой. Все дело в ваших спутниках. К ним накопились большие претензии. Но вы об этом, разумеется, не знали.
— Ну конечно! Откуда я могла это знать! — Маша обескураженно развела руками.
«Ишь, как играет, сука! — зло подумал Каймаченко. — А сама придумала, чтобы Пашкин палец тварям скормить! Дать бы ей в морду, чтобы зубы выскочили!»