Кодекс чести
Шрифт:
– Стоять, милиция! – выкрикнул Грек с воодушевлением нечто похожее на то, как солдаты при наступлении орали традиционное «ура». Им в атаке это помогало. Но Сан Санычу Греку не помогло. Увидев, как над ним вознеслась рука с ножом, он вместо наступления попятился назад, прячась за стол, чтобы противник не достал его. И это помогло. Лезвие ударило в стол. А сам Грек тем временем успел выхватить свой пистолет. Быстро передернул его.
– На кого прешь, сука? – прокричал Грек, выставив руку с пистолетом перед собой. Увидел, как тот с ножом сразу остановился,
– Какой ты сразу смирный стал. Что, обосрался? А ну, на пол! – приказал Грек и, направив ствол пистолета чуть в сторону, нажал на курок. Хотел напугать нападавшего, чтобы тот сделался более послушным. Попробуй тут посопротивляться, когда возле уха пуля просвистит.
Но к огромному удивлению Грека, выстрела не последовало, отчего капитан, не ожидавший этого, растерялся. Зато нападавший сразу не упустил возможность воспользоваться ситуацией. Сначала Грек увидел на его наглой роже довольную улыбку, которая лично для Сан Саныча не означала ничего хорошего. В следующий миг левая рука нападавшего сжалась в здоровенный кулачище, сделавшись по размеру примерно с лицо Грека. При виде такого кулака, Грек втянул голову в плечи, ожидая удара. Но нападавший не то, чтобы пожалел усатую физиономию Сан Саныча, скорее его заботил пистолет в руке капитана. Он и стал мишенью для мощнейшего удара, после которого отлетел в угол комнаты под диван.
Теперь Грек испытывал то же самое, что испытывает мальчик перед девочками на уроке физкультуры, у которого во время выполнения сложного упражнения на штанах лопнула резинка, и они упали вместе с трусами. В первое мгновение он испытывает беспомощность, тут же сменяющуюся стыдом. До стыда у Грека не дошло, а вот беспомощность сейчас усатый капитан испытал в полной мере. И потому что есть силы, закричал:
– Леша! Помоги! – При этом он как мог, пытался увернуться от ножа нападавшего и раза три успел обежать вокруг стола, при этом, внушая себе мысль, что просто так он этому гаду не поддастся, и будет защищаться до последнего.
– Зубами буду тебя рвать, – прохрипел Грек, увернувшись от очередного удара, который скорее наносился не с целью поражения, а с целью загнать жертву в угол комнаты, из которого ей уже некуда будет деться. Тогда там ее и можно добить. Наверное, так рассуждал нападавший, оттесняя Грека.
Видя, что теперь деваться ему некуда, а приемы самбо, которые им показывал инструктор на занятиях по физподготовке, ни к чему путному против такого громилы не приведут, Грек завопил:
– Лешка, мать твою! Он меня убьет.
На спасение Грек уже и не надеялся. Зажатый в угол между тумбочкой и гардеробом, капитан почувствовал себя жертвенным барашком, над которым вот-вот должен свершиться великий обряд. Пожалел о пистолете. Окажись бы он сейчас в руках, можно было б всадить в этого громилу пару пуль, чтоб знал, сука, как кидаться с ножом на опера. Но пистолета в руках у Грека не было. Оставалось сожалеть. И капитан уже был готов мысленно проститься и с майором Тумановым и приятелем Лехой Ваняшиным.
От прозвучавшего в маленькой комнате выстрела, Грек вздрогнул и заметил, что человек стоявший в двух шагах от него с поднятым для удара ножом, вдруг отшатнулся и стал валиться прямо на него.
Возле открытой двери в комнату стоял лейтенант Ваняшин с пистолетом в руке.
– Грек, ты жив? – спросил Ваняшин, дотянувшись рукой до выключателя.
Яркий свет от пяти-рожковой люстры осветил комнату.
– Жив, – ответил Грек, отступая от здоровенного парня, который как оказалось, был ранен. Выронив нож, он рухнул на угол кровати, зажимая рукой рану на груди.
– Сволочь! Ты видел, он чуть не убил меня, – обратился Грек к Ваняшину. Потом накинулся на раненого: – Сука, ты кого убить хотел, знаешь? Оперативного сотрудника уголовного розыска.
– Мне все равно, – ответил парень чуть дрогнувшим голосом. Видно собственная смерть его сейчас больше заботила. Из раны текла кровь, и парень, чувствуя, что вот-вот умрет, попросил вызвать «скорую».
Грек скрутил кукиш, поднес его к лицу парня.
– Вот ты у меня получишь «скорую». Понял, гнида? – сказал он парню.
– Слушай, а ты чего не стрелял в него? – спросил Ваняшин у Грека. Тот захлопал на лейтенанта глазами. Сказал, оправдываясь:
– Леш, ты ж меня знаешь. Разве я просто так сдамся такой сволочи.
– Тогда, почему не выстрелил в него, когда он попер на тебя с ножом? Вечно с тобой одни заморочки.
– А почему не выстрелил, говоришь? – произнес сердито Грек и добавил тут же: – Если хочешь знать, я пытался. Нажал на курок, а пистолет – пшик.
Ваняшин испытывал сейчас к Греку раздражение и больше ничего. Поэтому сказал мрачно:
– Да ты сам – пшик, – он потянул носом, посмотрел на Грека и на раненого парня. – Сдается мне, кто-то из вас двоих тут испортил воздух.
Грек свирепо глянул на приятеля Леху.
– Ты совсем, что ли ополоумел? – постучал капитан по своей голове. – Городишь, сам не зная чего. Это вода протухла в вазе с цветами. А я ее разлил, когда этот гад на меня с ножом попер. И не думай, я не испугался. Не первый год опером. И не такого повидал, – проговорил Грек и, брыкнувшись на пузо, полез под диван, доставать свой пистолет.
Ваняшин посмотрел на раненого. Видно тому стало совсем худо. Сидеть он уже не мог. Едва шевеля посиневшими губами, пытался что-то сказать. И видя это, Ваняшин спросил у Грека:
– Слушай, дай я все-таки позвоню, вызову «скорую». Как бы он не умер.
Грек, наконец, отыскал свой пистолет, встал с пола и, отряхнувшись, деловито осмотрел раненого.
– Погоди маленько. Сейчас Николаич придет, решим, как с ним быть, – сказал он, найдя состояние раненого парня вполне удовлетворительным. – Кстати, а где наш боевой майор? Мы тут воюем, а он…
– Он побежал за вторым. Когда Николаич открыл дверь, тот сразу сообразил что к чему, развернулся и ходу. Николаич за ним. Я тоже хотел бежать, выскочил на площадку, слышу, ты орешь как резанный, ну и вернулся.