Кодекс Крови. Книга IХ
Шрифт:
Ольга пожала плечами и, закрыв глаза, принялась что-то шептать себе под нос. Спустя пару минут ближайшая к нам пятёрка воинов, до того мирно беседовавшая за завтраком кашей, сорвалась с мест и ринулась крошить своих же товарищей.
Вот только сама эмпатка медленно оседала на снег, утирая капли крови из-под носа.
— Нихрена ж себе! Дома так сложно не было!
— Там мы были на своей территории, а здесь — на их, — я ещё раз взглянул на крошево под ногами, вспомнил венец и перстни на пальцах Альба и решился.
Открыв котомку, я вынул из неё пирамидку. Я планировал использовать её немного иным путём, ну да лучшего применения этой дряни пока не придумал. Осторожно вскрыв когтем собственную чешую на груди, я вставил пирамидку внутрь и лишь поле этого повернулся в эмпатке. Та вытирала лицо снегом, чтобы прийти в себя.
— Что будем делать? — Ольга нахмурилась, рассмотрев кровь на моих когтях и груди.
— Ты — ничего. Отступишь за пределы действия этой дряни, — я указал на красную крошку под ногами, — и будешь ждать меня, защищаясь только при непосредственной опасности для себя.
— А ты? — эмпатка с ужасом переводила взгляд с лагеря орденцев на меня.
— А я пойду и докажу, что не всем суждено иметь славу змееборцев.
Глава 23
Рывок в центр палаточного городка был стремительный. Одинокая высокоранговая тварь стала отличной целью для охоты. Вот только сбор крови пошёл не по плану. Я призывал своих комарих, но призыв не срабатывал. Видимо, на чужой территории способность Комаро не работала, а может, местный магический фон изначально был значительно выше, блокируя чуждую магию. Поэтому кровушку пришлось добывать по старинке, ввинчиваясь в ряды противника.
Мозг методично обрабатывал информацию в поисках подвоха. В том, что он был, я даже не сомневался. Слишком легко всё было. Всего один легион у моей башни. Один. Даже с учётом усовершенствования боевых приёмов и моего ослабления после перерождения всё равно слишком мало. Ну или я просто тешил собственное эго?
Чем больше крови вокруг проливалось, тем отчётливее у меня было ощущение растущей тревоги. Я взял под контроль кровь и преобразовал её в серпы. Жнецы разлетелись во все стороны в попытке добыть ещё больше крови, но тщетно. Они будто натыкались на невидимую стену, рикошетили и возвращались обратно.
Пока тело убивало, магия преобразовывала кровь в оружие. Орденцы шли в бой с безумными глазами без доспехов с мечами наголо. Никто даже не пытался использовать магию, устраивая самую настоящую мясорубку. Треск пламени из разворошенных костров и горящих шатров смешивался с криками раненных, хруст гравия под змеиным телом перекрывал свист кровяных серпов и лязг мечей о чешую. Столь привычная для боя какофония была музыкой для ушей. Но мозг всё же нашёл зацепку.
Во всём многообразии звуков я не слышал ветра. Того самого пронизывающего холодного ветра с вершин Каролийских гор. Его не было. Стоило это осознать, как реальность вокруг замерла и окрасилась в розовые оттенки, проявляясь вокруг меня полусферой, на подобии той, что накрыла обитель Великой Матери Крови.
Я остановился. Оставшиеся в живых орденцы тоже. Они пытались отступить, но чужая воля давила, подавляя инстинкт самосохранения. Я сформировал одну присоску для проверки внезапной догадки. Игла впилась в солнечное сплетение ближайшему рыцарю без доспехов и спустя пару секунд вернулась, не изменив цвет. Все смертники внутри были пусты. Их хвалёный орден пожалел для них даже доспехов, отправив на убой, словно овец на заклание.
Я поднял с земли один из мечей и внимательно рассмотрел пустое навершие, где априори должен был находиться розовый накопитель благодати хотя бы минимальной ёмкости.
— Не любит вас ваш Орден. Вон, выпотрошили всё.
Лишь испуг в глазах невольных самоубийц говорил о том, что меня услышали. Я взял пригоршню земли и засыпал в рот. Язык нащупал алые горошины. Они жглись магией Рассвета, но в то же время содержали кровь. Вот только горошины эти были похожи по структуре на макр из тех, что я создавал из собственной крови.
А это могло означать только одно. Кто-то из обитателей Башни продался орденцам и обратил наши знания против нас самих.
От этой мысли в душе разгорелась холодная ярость. Одно дело орденцы, те, словно чума, уже давно расползались по миру, но к предательству своих я не был готов. Твою мать, да даже Эйко и Аста убивали нам подобных, но не объединялись с врагами. Боги, до чего я докатился. Я сравниваю предательства, словно сорта дерьма.
Сердце пропустило один удар, а затем ещё один. Вокруг воцарилась неестественная тишина, благодаря которой, я смог услышать пение. Оно доносилось подобно писку комара через подушку, но я его чувствовал. На него вибрацией отзывалась пирамида в моей груди. Каждый всплеск, каждый боевой аркан, облачённый в пение, требовал влить свой голос в хор. Очень странный эффект. На попытку подчинения не было похоже, но жжение в груди прекратилось.
Оставив в покое зомбированных орденцев, которые ничего не могли мне сделать своими мечами, я обернулся к собственной башне, где до сих пор хранилась библиотека крови, любовно собранная мною за три века жизни в этом мире. Туда, где стоял трон Альба, а сейчас к массивной запечатанной магией двери прилаживали крестовину с распятой Агафьей.
Тело вампирши покрывали раны разной степени заживления: от свежих, сочащихся алой кровью, до застаревших, загнивших с копошащимися червями внутри.
— История циклична, не находишь? — разнёсся голос Его Святейшества Альба Ирликийского. — Ты проиграл тогда, не сумев спасти свою женщину, проиграешь и сейчас.
— Ты потерял тогда легион, потеряешь его и сейчас! — не остался я в долгу. — И ты не прав, прошлую девицу ты смог совратить, а на нынешнего тебя даже мёртвая не позарится. Да, Альб? Каково это быть евнухом? Каково, когда твой конец изо дня в день сжирают ненасытные черви?
Кто скажет, что я поступил мерзко, ударяя по самому святому для мужчины, тот может сам выйти против своего убийцы и расшаркиваться перед ним в комплиментах.
— Тебе не удастся смутить чистого верой, Кровавый. Ты — ошибка мироздания, неразвоплощённая Рекой Времени. Но я исправлю эту ошибку лично и вырву с корнем всё, что тебе когда-либо было дорого.
— Да ты за полторы сотни лет даже башню мою не смог вскрыть, — рассмеялся я, — чтобы забрать каплю своей кровушки, да, Альб? Хотя пытался. Видят боги, ты пытался.