Кодекс смерти
Шрифт:
— Пошли!
Отворив дверь за стойкой, он увидел жилую комнату, за следующей дверью находилась кухня. Хозяин гостиницы покорно следовал за ним.
— Куда ведет эта дверь? — спросил Фредрик, указывая на дверь возле чулана.
— Ведет… ведет в спальню, — произнес Гаррофоли; от страха у него зуб на зуб не попадал.
— Что ты дрожишь так? Не можешь внятно говорить, тряпка?! — выпалил Фредрик, поворачиваясь к нему.
Он был на грани срыва, еще немного — и в бешенстве примется крушить все вокруг.
— Спальня, — пропищал Гаррофоли. — Спальня и кельи. Кельи перед спуском вниз.
В просторной спальне была разбросана одежда хозяина, пахло застарелой мочой. В стене между двумя шкафами было видно мощную дверь из каменных блоков на огромных ржавых петлях. В одном из блоков чернела дыра замочной скважины. Фредрик ударил дверь пинком, но только ушиб ногу.
— И у тебя нет ключа?
— Нет. Андреа запирает дверь с той стороны.
— Другие ходы?
Гаррофоли отрицательно покачал головой.
— Других нет. Туда никак не пройти.
Фредрик приложил ухо к щели между дверью и притолокой. Кажется, слышно чье-то пение? Какое-то слабое причитание? Точно, что-то есть. Внезапно он жестко расхохотался и схватил хозяина гостиницы за грудки.
— Болван, — сказал он. — Конечно же, есть другие ходы. По меньшей мере один, а то и два.
Он круто повернулся, вышел через спальню и кухню в вестибюль, выпил еще два стакана воды, снял со штатива полдюжины ключей и поднялся на второй этаж.
В глубине коридора остановился перед дверью с левой стороны. Она была заперта. Подобрав подходящий ключ, он отпер и вошел. В лицо ему дохнуло знакомой по прошлому разу затхлой сыростью. Он пригнулся, чтобы не боднуть балдахин над кроватью.
— Но, синьор Дрюм… — промямлил идущий за ним Гаррофоли.
— Шкаф, — сказал Фредрик, — отодвинь шкаф от стены.
— Шкаф? — искренне удивился хозяин гостиницы.
Фредрику было не до миндальничанья, и он нетерпеливо подтолкнул Гаррофоли к шкафу, давая понять, чтобы тот не мешкая отодвинул его.
Пока Гаррофоли, пыхтя, сражался с тяжеленным шкафом, Фредрик был вынужден присесть на кровать. Он чувствовал, что вот-вот совсем свалится, острая боль пронизывала бок, болела голова, его тошнило, лоб горел. А, черт с ним… Он должен продолжать начатое дело, пока его держат ноги.
Наконец между шкафом и стеной образовался полуметровый просвет. Гаррофоли пыхтел, словно морж. Но Фредрик с удовлетворением отметил, что глаза его выражают непривычную решимость.
— Загляни туда, — прошептал Фредрик.
Гаррофоли втиснулся в просвет и тут же выбрался обратно, взволнованный и бледный.
— Пресвятая Богородица, — выдохнул он. — Там большое отверстие, целая брешь. Как ты узнал…
Фредрик скривил губы в улыбке и достал из кармана фонарик. Зашел за шкаф. Здесь еще сильнее пахло сыростью. Он посветил. Увидел спускающиеся вниз ступеньки. Сметая рукой паутину, сделал шаг, другой. Здесь явно десятилетиями никто не ходил. Он продолжил спуск по узкой лестничной клетке, слыша, как за спиной сопит Гаррофоли. Три, четыре, пять ступенек… Скоро он окажется на уровне первого этажа. Шесть, семь… Фредрик с великим трудом удержался от чиха. Восемь, девять, десять… Десятая ступенька качнулась под ногой, и он отпрянул назад.
Послышался какой-то шум, голову Фредрика словно овеяло сквозняком, он услышал
Каким-то чудом он не потерял сознания. Должно быть, под тяжестью туши Гаррофоли сломанное ребро окончательно распороло легкое, и все же он не потерял сознания.
Выбравшись из-под казавшегося безжизненным тела, он посветил фонариком. Лицо Гаррофоли представляло собой сплошную окровавленную опухоль. Нос смят, верхняя губа разбита, сквозь разорванную правую щеку торчала верхняя скула. Тяжело дыша, Фредрик посветил вверх вдоль лестничной клетки. Десятая ступенька привела в действие страшный механизм: на конце железной цепи качался огромный железный шар. Это он ударил Гаррофоли по лицу.
Фредрик пощупал пульс хозяина гостиницы. Жив… Посветил вниз. Еще несколько ступенек, дальше — площадка. С великим трудом он стащил туда Гаррофоли. После чего стал осматриваться кругом.
Он находился в квадратном помещении. В одной стене — ниша, в нише — глиняный горшок. Фредрик взял горшок, перевернул вверх дном. На пол упало что-то вроде мутовки. Приглядевшись, он обнаружил, что это вовсе не мутовка, а кости. Маленькая человеческая кисть. Детская рука… Он не стал ее трогать, продолжал исследовать помещение.
Увидел деревянную дверь, как будто не очень толстую. Отодвинув задвижку, нажал плечом. Дверь отворилась, жутко скрипя ржавыми петлями. За дверью было помещение побольше, из него в разные стороны вели куда-то два коридора.
Фредрик постоял, соображая, как быть дальше. Прислушался. Тихо. Вернулся к бесчувственному телу Гаррофоли, оттащил его от лестницы и прислонил к стене в полусидящем положении. Опустился на колени возле бедняги и еще раз осмотрел лицо. Здорово ему досталось… Но хозяин гостиницы еще дышал. Выживет?.. Он расстегнул ему воротник и аккуратно положил его на бок. Больше он ничем не мог ему помочь. Фредрик сам еле держался на ногах, пот лил градом, в ушах шумело, губы пересохли и потрескались, в груди сипело и булькало, во рту то и дело чувствовался противный сладкий вкус. Он наклонился и опустил лоб на грудь Гаррофоли, собираясь с силами, чтобы встать.
Внезапно за спиной у него возник какой-то звук.
Он не успел толком повернуться, увидел только чей-то силуэт, и тут же в глазах Фредрика вспыхнул фейерверк, сменившийся густым мраком.
За Эмпедоклом идут полукругом семь юных хористов в коричневых туниках, с факелами в руках, дальше следуют, наклонив голову, монахи в черных рясах, с натянутыми на лоб капюшонами, они напевают монотонную мелодию. За ними идут Одетые в Белое Четыре Грации, красивейшие из красивых, глухонемые, каждая держит в руках силот. Эмпедокл разбрызгивает кругом красную жидкость из кувшина, подходит к алтарю, надевает на голову украшенную полумесяцем митру и, взяв ритуальный меч, чертит в воздухе магические фигуры. Ангелы сфер исполняют в воздухе невидимый танец. В Гармониум вводят осужденного. Ему надлежит пронести через зал двух ядовитых змей с разверстыми пастями и опустить их в тигель с расплавленным золотом. Затем, когда прочие удалятся, Одетые в Белое ударяют по струнам своих инструментов.