Кодекс смерти
Шрифт:
Финиковый соус, подумал Фредрик Дрюм. Нашпигованная чесноком баранина с финиковым соусом. Только эти слова вертелись в голове несколько секунд или минут, прежде чем он пришел в сознание.
Он лежал с закрытыми глазами, и в уме рождались другие слова, другие представления. Почувствовал, что задыхается, горло заполнила слизь. Ощутил боль.
— Он двигается.
— Синьор прошел по Забытым Коридорам.
— Его ждет последний танец.
— Дорогой, окажем ему помощь. Наше небо — Небо Света.
— Он мог все
— Пусть судит брат Эмпедесий.
— Заткнись, бестолочь.
— Я схожу за своим мужем.
— Молчи, скоро все будет кончено.
Фредрик слышал голоса. Мужской, который говорил на ломаном итальянском. Женский — тихий, испуганный, мягкий, умоляющий. Он знал, кто говорит. Ему бы только выплыть на поверхность, тогда…
Он открыл глаза. В воздухе перед ним плясали тени, предметы, духи, чудовища. От болей в голове, груди, спине, шее сжимался желудок, его тошнило, что-то текло изо рта. Он подавился и закашлялся.
Комната… Он напряг зрение. Различил стены с латинскими и греческими письменами, ниши, полки с чучелами животных, сов, летучих мышей, ибисов, со скарабеями и самыми различными священными предметами. В конце комнаты — небольшое возвышение, кровать, стулья, горящие факелы в глиняных кувшинах, скульптуры, изображающие кентавров, сатиров и сфинксов. На подобии алтаря лежала позолоченная мумия, рядом с ней стояли пятисвечные канделябры. Над алтарем висел поддерживаемый двумя змеями огромный гонг. Посреди пола стояла конторка, накрытая материей, расшитой иероглифами. Еще он рассмотрел хрустальную корону, две треноги и три стула вроде тех, которые стояли у Ноттингемского шерифа в фильмах о Робине Гуде. Кругом горело множество малых и больших свечей.
Три стула — три человека.
Андреа Гаррофоли, худая, бледная, серьезная.
Джианна Умбро. Сестра. Красивая, словно эфирное создание. Темно-карие глаза ее горели внутренним огнем, правая рука покоилась на плече человека, сидящего между двумя женщинами. В левой руке она держала инструмент. Силот.
Фредрик никогда прежде не видел третьего человека. Мужчина приблизительно его лет, плотного сложения, с широким, но красивым лицом. Светлые брови и светлые волосы…
Арне Фридтьов Лаксдал.
— Ты слышишь меня, Дрюм? — Голос Лаксдала звучал спокойно, негромко.
Фредрик попытался сесть поудобнее. Он полулежал в углу, сырость и холод от камней пола и стен пронизывали его измученное, искалеченное тело. Он проник наконец в эпицентр кошмара. Страшное место, где соединились худшие пережитки античности и средневековья, где современная алчность владела рычагами. Его окружали не декорации к кинофильму, а мрачные атрибуты каббалистической древности.
— Может быть, мне следует представиться? — осведомился по-норвежски Лаксдал.
— Не беспокойся, — выдавил из себя Фредрик. И продолжал: — Андреа, твой муж лежит тяжело раненный в одном из коридоров.
Андреа поднялась со стула, испуганно уставилась на Лаксдала.
— Ты ничего не сказал… почему…
— Валяй, уходи, ты нам здесь не нужна. — Лаксдал пожал плечами. — Слабак, которого ты называешь мужем,лежит во втором коридоре налево.
Андреа со слезами бросилась туда, куда указал ей Лаксдал.
— Итак, теперь нас трое. Наконец. — Лаксдал покрутил пальцами лежащий на конторке перед ним револьвер. — Умник Дрюм, надо думать, во всем разобрался? Соображает, что я предпочел бы не тратить пулю на его толстый череп, это может вызвать излишний шум, чего я, как тебе известно, предпочитаю избегать.
— Тебе конец, Лаксдал. Я рассказал все Ромео Умбро. В любую секунду он может появиться здесь. — Голос Фредрика звучал не слишком убедительно.
Больше всего сейчас ему хотелось бы уснуть, погрузиться в густой мрак, где нет места ни мыслям, ни боли.
— Ха, ха, ха, — произнес Лаксдал. — Нас не обманешь. Джианна сообщила мне, что ее отец — в Кротоне, вернется только через два дня.
Он написал что-то на листке бумаги, показал глухонемой девушке, и она энергично кивнула.
— Скоро ты попадешь в Гармониум и потанцуешь там под музыку моей возлюбленной. Уж я послежу за тем, чтобы ты не сбился с ритма. Но прежде хотелось бы знать, как ты выяснил, что это я все затеял?
— Мне следовало понять это давно, — Фредрик тяжело дышал и нарочно говорил медленно, чтобы выиграть время, хоть немного собраться с силами. — Ромео Умбро с такой яростью говорил о норвежцах. Сперва я не мог понять — почему. Теперь-то ясно, что ты ходил в замок свататься и получил пинка под зад.
— Только не от Джианны. — Лаксдал широко улыбнулся и обнял девушку одной рукой. — Мы полюбили друг друга с первого раза, как встретились во время раскопок.
— Еще мне следовало насторожиться, когда доктор Витолло Умбро при нашей первой встрече сказал что-то вроде того, что никакие знаменитые соотечественники не заменят… Женевьеву. — Он еле слышно произнес ее имя. — Но по-настоящему я заподозрил неладное после телефонного разговора с твоим бывшим коллегой в Бергене, который сообщил, что ты основательно разбираешься в музыке и что ты вовсе не занят на раскопках в той части Италии, где тебя будто бы видели. И уж окончательно я понял, что к чему, когда увидел на стоянке наверху машину, взятую тобой напрокат в Риме, и услышал в гостинице Гаррофоли твою итальянскую речь с норвежским акцентом. Наконец, самое важное: только четверо были знакомы с фрагментом № 233 XII «Кодекса Офанес».Профессор Донато д'Анджело, я, Юханнессен и ты.
Фредрик глотнул, подавляя позыв к рвоте.
— Фрагмент № 233 XII. — Лаксдал взмахнул руками и рассмеялся. — Есть еще фрагменты № 233 X, XI, XIII и XIV. Но о этом известно только мне.Я первый развернул свиток и понял значение содержимого. А потому укрыл часть свитка, сказал, что его не удалось восстановить, а д'Анджело получил номер XII. Ха, ха! Если бы знали, какие дивные мелодии содержатся в других фрагментах! Музыка Жизни и Музыка Смерти.