Кофе для невлюбленных
Шрифт:
— Мистер Палмер! — я не была актрисой, но тоже голосом своим владеть умела неплохо. — Извольте придержать ваш язвительный язык! Мы собрались здесь для того, чтобы вспомнить о том, каким прекрасным человеком, каким великим актером был Патрик Морель, а не для того, чтобы слушать грязные наветы!
— А вот и не слушайте! — Палмер подхватил еще одну чашку и — дзонг! — шваркнул ею о пол. Я зажмурилась инстинктивно, и почувствовала, как мелкие осколки стучат по туфлям. — Все вы закончите так же, все! Помяните мое слово!
— Убирайтесь вон. Немедленно.
— И уйду. Тризна лжи, вот
Вот теперь он сможет расспросить Палмера без свидетелей. И делу польза, и урона для репутации моей кофейни не будет. Прекрасно.
Впрочем, гости не спешили расходиться по залу и выбрасывать из головы случившееся. Видимо, все-таки потребуется мое вмешательство. Что ж, попробую…
— Грустно видеть, как низменные страсти лишают человека разума, — негромко произнесла я, не отводя печального взгляда от уже захлопнувшейся двери, за которой скрылся Палмер. — Если к скорби примешивается яд зависти, то человек начинает отравлять злыми словами всех вокруг… и, что страшнее всего, самого себя. Я не знаю, что побудило Эсмонда Палмера устроить эту отвратительную сцену, однако надеюсь, что он совладает со своими страстями и найдет утешение… Друзья! — я обернулась к гостям. — В этот вечер мы вспоминаем Патрика Мореля, того, чей талант сиял подобно звезде; его свет привлекал и добрые взгляды, и злые… Но давайте хотя бы сегодня постараемся стать хозяевами своим страстям. Скорбеть, но не склоняться к унынию. Восхищаться, но не опускаться до зависти. Жалеть об уходе этого прекрасного человека, но не осуждать. И да будут Небеса милосердны к Патрику Морелю… и к нам всем.
Я умолкла. Молчали и гости, пряча взгляды, а некоторые украдкой осеняли себя священным кругом. Ни шепотка, ни даже вздоха…
— Да будут милосердны! — разбил хрустально-хрупкую тишину чистый голос леди Вайтберри, и это словно послужило условным сигналом. Постепенно вновь стали завязываться беседы, а тут еще и Эллис-официант подоспел с очередной порцией деликатесных закусок от миссис Хат и Георга. Ну, как тут сохранять мрачность?
Конечно, прежняя непринужденность вернулась не сразу. Я смогла лишь немного отвлечь внимание гостей, но многие из них нет-нет, да и поглядывали в сторону двери. Ох, и натворил этот Палмер дел… Надеюсь, что он принесет хоть какую-то пользу.
К слову, о пользе. Надо еще переговорить с ла Роном и отсоветовать ему писать об актерских склоках. Кофейне моей ни к чему скандальная слава; репутация — штука хрупкая, иногда бывает достаточно одного неверного слова, чтобы ее погубить.
Журналиста я обнаружила беседующим с Филис Макнайт. Актриса весьма охотно отвечала на вопросы — наверное, рассчитывала на то, что упоминание ее имени в статье привлечет новых поклонников. Заметив меня, ла Рон торопливо извинился и оставил огорченную Макнайт в одиночестве.
— Леди Виржиния, я уже по вашим глазам вижу, о чем вы хотите попросить, — начал он с места в карьер. — Это касается неожиданной вспышки гнева мистера Палмера?
— Верно, — кивнула я с облегчением. — Рада, что вы понимаете. «Старое гнездо» всегда было островком спокойствия и эталоном хорошего вкуса.
— Оно им и останется! — горячо откликнулся журналист. — Но, леди Виржиния, это же великолепная концовка для статьи!
— Что именно… склока? — я несколько растерялась.
— Нет же! Ваша речь, леди Виржиния! — вдохновенно сверкнул очками ла Рон. — Вы только представьте, как это прозвучит! «…И да будут Небеса милосердны к Патрику Морелю… и к нам всем, — произнесла графиня Эверсанская, и лица собравшихся исполнились благочестия. И даже я, закоренелый циник, ощутил необыкновенно светлое чувство»… Как вам?
— Слащаво.
— Вы жестоки.
— А вы бессовестны, — вздохнула я. — Впрочем, мне остается лишь довериться вашему таланту. Тема, как понимаете, деликатная. Смерть Патрика Мореля — ужасная трагедия, подобных которым не было давно…
— Ну, в прошлом году, кажется, отравился известный писатель, Дикон Шарль. Писал о сиротках, благодатная тема, знаете ли.
— Да, пожалуй, — вежливо согласилась я, хотя о сиротах знала только из разговоров с мистером Райтером, меценатом и учредителем детского приюта имени святого Кира Эйвонского. — Кажется, я слышала о таком писателе, но даже не догадывалась, что он… Постойте-ка, что он сделал?
— Отравился.
«Прекрасно!» — чуть было не воскликнула я, но сдержалась. Наверняка меня поймут неправильно. Но, как знать, для Эллиса новость о смерти мистера Шарля может быть весьма полезна. Вдруг это зацепка, а не просто совпадение?
— Любопытная история, — осторожно заметила я, поощряя ла Рона пуститься в подробный рассказ. — И вы освещали это печальное событие?
— Я, — скромно потупился журналист, но я видела, что он польщен. — Была у меня одна статейка… Если желаете, могу принести подборку — у меня материалы разложены по темам.
— Таинственные смерти в мире искусства? — задумчиво протянула я. — Ох, не сочтите это проявлением дурного вкуса, но… мне было бы очень интересно! Особенно в вашем исполнении.
Ла Рон просиял.
— Буду счастлив прислать вам копии моих работ, леди Виржиния. Завтра же займусь этим.
— Договорились, — улыбнулась я.
Похоже, Эллису придется расщедриться на похвалу для одной начинающей сыщицы-графини.
«Вечер памяти» закончился глубоко за полночь. Я намеревалась закрыть двери кофейни за последним гостем уже в десять часов, но карты мне спутала погода. Сначала невыносимую духоту последних дней, пуховой периной накрывшую город, вспороли яростные порывы ветра; с востока подтянулись иссиня-черные тучи и за какие-то полчаса так обложили небо, что словно до срока наступила ночь. Не успели мы опомниться, как полил дождь — сплошной стеной.
Не выставлять же гостей на улицу в такое ненастье?
Я вздохнула про себя, мысленно подсчитала убытки, а вслух предложила всем еще по одному кофе — «напоследок» — и радушно улыбнулась. Мне предстояло еще по меньшей мере два часа вынужденных развлечений, однако ноги уже сейчас не держали, а от запаха кофе, корицы и шоколада мутило.
— С вами все в порядке, леди Виржиния? — обеспокоенно поинтересовался Георг, когда гости наконец разошлись и зал опустел.
— Да. Вполне, — я воистину титаническим усилием воли заставила себя подняться с такого удобного стула. Патрик Морель сочувственно улыбался мне с афиши. — Какое счастье, что завтра кофейня будет закрыта. Вот уж не думала, что так устану…