Кофе готов, миледи
Шрифт:
– Госпожа! – резко распахнувшаяся дверь едва не прилетела по попе Мире. – Ваша светлость, надо расположение беседок утвердить и парадные ливреи лакеев глянуть!
Громкий рыкающий звук голодного желудка эхом отразился от слов прислуги. Мы переглянулись с Мирой, вспоминая недавний сытный перекус из кулебяки и компота, который служанка протащила в мои покои мимо экономки, прячась, как заправский ниндзя.
– Проголодались, Ваша светлость? Подать трапезу сюда или изволите кушать в столовой? – сочувствующе спросила Калиса.
– Сюда, –мигом сообразила
– Сию секунду, госпожа, – поклонилась горничная, чуть не впечатавшись лбом в косяк. А не надо кланяться и разворачиваться одновременно.
– Это вы хорошо придумали, – мечтательно раздалось с дивана. – Уважаю таких радушных хозяек.
– Ты еще, клят, не выступай! – сердито замахнулась на него полотенцем моя помощница. – И так госпоже проблем полон рот в обеих горстях принес, так еще и наглости хватает с господского стола угощаться!
– А чего я? – возмутился пацан. – Три дня мхом подножным перебивался да грушами кислыми, что в лесу растут! В деревне ни одна падла корочки хлеба не дала, пожалели харчей, сквалыги сельские! Что теперь, с голоду подыхать от того, что родословной не вышел?!
– Так, – вмешалась я. – Хватит, тут вам не там! Мира, стыдно жалеть гостю еды. Гость, стыдно пререкаться с хозяевами. А сейчас затихли, как утопленники в проруби, претворились ветошью и не отсвечиваем.
– Вот, леди, приятного аппетита, – громыхая подносом с посудой, в комнату вошла служанка, являя нам свой худощавый тыл. Правильно, больше ведь нечем дверь открыть, только так – стратегически важной частью, заодно продемонстрировав свое отношение ко всем этим блахародным. Уважаю, тонкий стеб. – А все ж таки потом спуститесь в людскую, вдруг мы опять все перепутали.
Тоже мне, бухгалтерия. Неделю назад такого в доходных книгах наворотили, что батюшка чуть экспорт вин из графства не завернул – очень уж расходное занятие выходило, согласно записям. Хорошо, что я тряхнула его управляющего и уговорила отправить доверенных лиц на местные винзаводы с целью прокурорской проверки и контрольной закупки одновременно. И во всем разобрались, как миленькие. А мне после тех разборок очередной гранатовый гарнитур перепал от отца.
– Садись и ешь, – велела я Ясеню, убедившись, что шаги затихли по коридору, а дверь в комнату плотно заперта на внутренний замок.
– Умнямн… блаводавствую, – невнятно пробурчал парень, пытаясь впихнуть в себя всё и сразу. Сердобольная Мира подкладывала ему куски кулебяки и только тяжело вздыхала, разом выдавая свое истинное отношение к пареньку, скрытое за маской недовольства.
– Там моя спальня, – указала я рукой на дверь после того, как подросток плотно пообедал и сонно заморгал.
– Госпожа, как можно! – задохнулась от негодования Мира. – Да если его там найдут, тут уж ничего не поможет, разом четвертуют! И вам несдобровать.
– А что, Мирка, раз уж сама графиня так любезно меня в спальню приглашает, грех отказываться – ехидно сказал пацан, борясь с зевотой.
– Дурак! –
– Ну-ка, прекратили, – негромко сказала я. – Ясень, ещё раз и получишь по седалищному органу. Мира, не паникуй. Ему достаточно закрыться изнутри, чтобы его никто не беспокоил. Ещё раз: Ясень – спать, мы с тобой – делать дела. Всем всё ясно?
Пацан озадачено кивнул и кинул вопросительный взгляд на камеристку, как бы спрашивая: «Чего это с ней?». Та ответила нечитаемым взглядом и как бы в никуда сказала:
– Постельное потом менять придется…
И впрямь. Как-то я сразу не заметила, но руки, шея и лицо подростка были измазаны какой-то глиной, вероятно, помогающей ему маскироваться в кучу хлама. Значит, сначала душ.
– Мира, кто этот Ясень? – спросила я шепотом, когда мы вышли из моего пентхауса, убедившись, что пацан успешно помылся и завалился отсыпаться.
– Да как вам сказать, – неопределенно ответила служанка. – Был сыном городского старьевщика, в пять лет куплен графом в услужение – папаша его продал, чтобы долг отдать. Здесь сначала в саду помогал, потом на кухне, потом в овчарне, потом на конюшне. Особо нигде не приживался.
– Это почему? – заинтересовалась я, спускаясь вниз.
– Ясень, он, – замялась Мира, – не особо годлив к услужению. Кланяться не умеет, приказы через пень-колоду исполняет, всё больше поболтать да поспорить любит. Разве что ловкости не занимать, а как пристроить эту ловкость к полезному делу, так сразу дубом прикидывается, даром что Ясень. Не любит он спину на господ гнуть, – закончила служанка, зная, что я не ругаю за такие фривольности в сторону хозяев.
М-да, интересный персонаж. Своевольный и хитрый, получается, как-то втерся Гретте в доверие. Чтобы жизнь себе облегчить, что ли?
– А почему его стража должна была ловить?
– Так ведь наказали его. Сначала в Холопской тюрьме два месяца держали, а потом и продали куда-то в другое графство. А он бежал, видимо.
– За что наказали?
– Его, – покраснела Мира. – Его ночью в вашей спальне застукали.
Чего-о-о?! Я подозрительно себя оглядела. Неужели Гретту прельстил этот угловатый подросток, что она его действительно в койку потащила, несмотря почти на малолетство?
– На мне?
– Что вы, госпожа, как можно! – замахала руками помощница. – Ежели бы на вас, его бы казнили в тот же день. Просто рядом на стуле сидел, да и одеты вы были, это всему дому известно. Уж не знаю, чем вы занимались, а только господин Роберт ужасно осерчал, велел его в тюрьму сдать на нищие харчи и избавился, как только покупатель нашелся.
– Понятно, – значит, и впрямь не просто госпожа и слуга были. – Кстати, Мира, – посерьезнела я, – мы с тобой об этом не разговаривали, но я считаю, что должны. Ты мне расскажешь, кто отец твоего ребенка?