Кофе готов, миледи

Логинова Александра

Мира побледнела. Будто живой и задорный огонек потух в больших глазах, а руки до белезны стиснули подол платья.

– Госпожа позволит мне промолчать? – неживым голос спросила служанка.

– Если захочешь, – вздохнула я. – Но ты же понимаешь, что его следует оповестить, проследить, чтобы он взял ответственность?

Молчание затягивалось. Мира упрямо смотрела в пол, стиснув челюсти так, что лицо стало почти квадратным. Нет, она определенно не желает говорить о своем «моральном падении» и навряд ли вообще в полной мере осознает свою беременность. С этим определенно нужно что-то делать, ведь хочет она или не хочет,

но этот ребенок родится и она станет его матерью. Конечно, в меру своих сил я прослежу, чтобы она ни в чем не нуждалась, но если она продолжит отрицать свое положение, один бог знает, к чему это приведет.

– Ладно, давай отложим эту тему, – мягкости в голосе столько, сколько умею.

Камеристка кивнула и суховато попросила отпустить ее заниматься цветочными украшениями.

Я же только вздохнула и отправилась к лакеям оценивать их-«выглядишь на все сто»-одеяния.

Глава 19

– А я тебе говорю, что желтые лилии не подходят! Не подходят, понимаешь? Возьми белые, дополни калой и вот этими бледно-розовыми розочками и будет тебе штиль.

– Да чего б ты понимал в тонкостях приемов! Завтра здесь будет уважаемая графиня Лилина, желтые лилии обязательны!

– Клят морской! Тебе кто важнее – твоя госпожа или посторонняя тётка? – сердитый голос поднялся на пару децибелов. – Какая разница, кто будет? Я тебе говорю, ей необходимы белые цветы, а не это радужное безобразие!

Я заглянула в приоткрытую дверь. Ясень сидел на моем столе и болтал ногами, грозно хмурясь на охапку разномастных цветов, вываленных рядом с ним на столешнице. Не менее сердитая Мира беззвучно ругалась, перебирая пальцами желтые, оранжевые и белые лилии, попеременно прикладывая к ним розы, маки, тюльпаны и гладиолусы.

Мой день рождения уже завтра, а значит всеобщее сумасшествие по этому поводу приняло невиданные обороты и заставило меня устать уже к завтраку. Графского внимания требовали везде, сверяя каждую мелочь с моим руководительным «да». Благородный батенька, вернувшись еще вчера вечером, слинял в свою комнату под предлогом невероятной занятости и неотложной деятельности, а сегодня его покои снова пустуют. Злобный женишок вообще процедил, что это не его обязанности и свалил в город, вероятно, пьянствовать, и слугам осталось только разорвать меня.

Ясень все это время прятался в моих покоях, куда я запретила входить решительно всем, кроме Миры, днем отсиживаясь в спальне, а ночами дрых на диванчике в гостиной. Оставалось надеяться, что до торжества его никто не увидит, а потом я смогу подарить ему амнистию на правах совершеннолетнего члена рода.

Это с Мирой я могла максимум покапризничать или попытаться убедить взрослых, что она мне нужна, существенно никак не влияя на ее судьбу. С семнадцатилетием же мой административный ресурс значительно возрастал и я имела право требовать сохранить жизнь тому, кого посчитаю полезным для семьи. По крайней мере, не учитывать мой голос никто не имел права.

Определенно, мы поладили. Несколько слов тут, пара шуток там, и словоохотливый парнишка легко принял правила игры: с удовольствием пререкался со мной по мелочам, выдавая с потрохами свой интеллект, но никогда не переступал черту.

Могла поклясться, что ему нравилась наша свободная манера общения, без ежедневных поклонов и унижений, когда на его

ехидство я не орала и не тянулась карать, а подкалывала в ответ. Удивительно, что он не задавал лишних вопросов и не докучал мне, живя в моих покоях, а я не напрягалась от его присутствия – чувство такта у него было заметным.

Почему я решила его оставить? Ну, во-первых, он все еще подросток. Пара рассказов о том, как с заключенными обходились в Холопской тюрьме, куда без зазрения совести сдавали слуг для «поучить уму разуму» аристократы, и вид жутких шрамов на спине, затянувших вырванное кусками мясо, впечатлили меня по маковку. Неудивительно, что ребенок мог выживать три дня своего побега на одних диких полусъедобных растениях. Жрать помои с пола в сыром каменном мешке – оно похуже будет. Вместе с тем меня беспокоил надрывный кашель этого мальчишки, хорошо слышимый по ночам, когда он не пытался сдержать его усилием воли. Сначала я думала, что у него что-то с лицевыми нервами, слишком уж заметны были судороги, но потом стало очевидно – пацан прятал симптомы недуга, загоняя их поглубже и стараясь казаться здоровым и бодрым.

А во-вторых, теперь мне понятно, почему он не мог выполнять черную работу. Он был теоретиком. У паренька оказался слишком сообразительный и быстрый ум, который вкупе с неплохими знаниями о мире делали его неиссякаемым источником информации и болтливости.

– Что ты хочешь этим желтым сказать? «Я кокетка, танцуйте меня семеро»? Да Гретта тебя первая за это прибьет, непутевая ты наша, спалит твою косичку дотла, бантик некуда цеплять будет, – продолжал насмешливо ёрничать Ясень.

Мира смешно дулась и, казалось, полностью игнорировала подначки, сосредоточенно подбирая тон атласных лент под букеты. Из белых лилий.

– Эй, молодежь, хватит спорить, – я погромче скрипнула дверью, чтобы из коридора не было слышно слов. – Айда двор украшать.

– Вы-то айда, а мне хана, – уныло ответил Ясень и пнул ножку стула.

– Не грусти, деревце, будет и для твоих корней тележка с навозом, – хихикнула Мира и не оглядываясь на раздувшегося от возмущения пацана продефилировала в коридор.

Мне оставалось только сочувствующе похлопать парня по плечу и продолжить сумасшедший день.

***

– Уста-а-а-ла, – я со стоном вытянула ноги и поглубже вжалась в кресло. На часах половина двенадцатого ночи, а от меня только что отстали с последней просьбой. Будь проклят тот умник, который сказал, что дворянки не утруждали себя работой! Да я за неделю не делала столько дел у себя в кофейне, как тут за день. Необходимость быть везде и сразу выматывала, выжимая последние крохи внимания и сил из моего голодного и уставшего тельца.

Развешивая фонарики, обработанные специальным раствором для крепости бумаги, я была искренне счастлива, пока экономка не разоралась на лакеев, позволяющих мне самой скакать по своей стремянке наравне с ними. Посмели бы они мне не позволить... Но эта дура решила, что сорваться на слугах при мне – отличное решение для восстановления свой репутации стальной Тэтчер, за что и огребла от меня штрафную отработку по уборке осыпавшихся листьев. Как пить дать, завтра опять попытается восстановиться как серый кардинал женской половины. Но завтра, как правильно заметила Мира, приезжает дражайшая тётушка Гретты, а при ней ни одна гадюка свистнуть не посмеет – слишком уж крутой характер.