Кофе готов, милорд
Шрифт:
Мы вытаращились на советника, принявшего кардинальные меры. Вот это я понимаю, не медлит мужчина, не рассусоливает. Только зачем?
– Вы же не думаете, что я отпущу вас одну в чужую страну? – укоризненно сказал он. – Чтобы вы и там влипли в историю? И не найдетесь, леди.
– Минуточку, минуточку, – вмешался отец, подозрительно оглядывая мою скптическую позу. – Вы просите руки моей дочери?
– Думаю, ваша дочь меня поколотит, если я попрошу у вас её руки, – серьезно ответил советник. – А потому, госпожа Маргарет, у меня к вам деловое предложение.
Из кармана сюртука
– Леди, позвольте стать вашим спутником на этом нелегком коммерческом пути?
Я оценила размер изумруда, деловитый вид лорда, его статус, власть и проницательный ум. Переглянулась с Ясенем. Весомый аргумент на особо крутых поворотах к монопольному бизнесу.
– Вы дадите мне время на раздумья?
– Дам. Пара минут у вас точно есть, пока мой секретарь не уточнил имена сопровождающих лиц при въезде в Лоппогорн. Со своей стороны обещаю не задавать глупых вопросов и не отговаривать прыгнуть в пасть ко льву, если вас заинтересует его внутренний мир. Но вы взамен будете благоразумны и позволите мне прыгнуть первым, чтобы обустроить там всё для вашего прибытия.
– А вы умеете уговаривать, советник, – сдалась я.
Хотела же приличную аристократическую ширму для своих дел? Вот она, готова прикрывать меня не только в придворном свете, но и в откровенно рискованных глупостях. А то, что этих глупостей будет полно при строительстве на настоящем африканском континенте, я не сомневалась.
– Добро, – хлопнул по столу отец, заставив нас отвлечься друг от друга. – Но сначала свое… партнерство официально зарегистрируйте.
Я неожиданно улыбнулась, на секунду поймав полный восхищения взгляд Виктора. Лучшее предложение, честное слово. И так приятно, когда на тебя смотрят, как на маленькое чудо, озаряющее жизнь теплым светом.
Пусть таким образом путешествие отложится еще на несколько недель, а то и пару месяцев, но мы всё успеем, и я уеду с легким сердцем, зная, что мои преданные слуги, ставшие домочадцами, будут в безопасности и при деле.
Кстати говоря, кто-то обещал мне визиты на вечер. И уже темнеет, по-зимнему рано топя город в сумерках. Вторя моим мыслям, с улицы послышалось лошадиное ржание. Пришлось отойти к единственному целому окну, удачно выходящему во двор, и рассмотреть первого посетителя.
Посетительницу. Выходящая из экипажа маркиза поразила меня своей худобой и бездонными глазами, ярко выделяющимися на похудевшем лице. Елизавета была болезненно бледная и будто смертельно уставшая, но осанку держала столь ровно, что, казалось, последняя соломинка переломит её спину.
Словно почувствовав мой взгляд, она вскинула голову, обшарив глазами поплывшие стекла, и наткнулась на меня. Секундная пауза и я приветливо улыбнулась, кивая на вход. Между нами не будет вражды. И какое счастье видеть облегчение в её глазах, плещущееся признательностью и решительностью принести извинения за своего отца.
– Гретта, ты бы не могла, пожалуйста, для меня кое-что сделать? – весьма смущенно попросил лорд-советник, подобравшись сзади и положив теплые ладони на мою талию.
– М-м-м, что?
– Можешь сварить мне ещё кофе?
Эпилог
Погруженный во тьму рабочий кабинет не выделялся особым излишеством на фоне таких же бездушно-типовых комнат роскошного загородного поместья. Третий этаж, восточная сторона, а потому солнце всегда спешило перебраться на другую сторону, оставляя окна в приятной для герцога полутьме.
Для сегодняшнего вечера шторы были предусмотрительно закрыты, слуги отосланы вниз, при нем только преданный старый пёс-дворецкий, готовый как скалить зубы за жизнь свое господина, так и с радостью отдать богу душу.
Отдать душу, да…
Герцог отодвинул железную цепочку, вмонтированную в стол, свечи, кинжал, небольшой хлыст и иглы. Будет неприятно этим пользоваться, но ради цели – почему бы и нет. А пока есть время пододвинуть ближе настольное зеркало и оглядеть свои светлые волосы, зеленые глаза и приятную благородную внешность, которая так нравилась его возлюбленной.
Пожалуй, Кларисс недаром считался одним из самых привлекательных выпускников военной гимназии, а старая привычка называть себя герцогом по титулу отца, разделенная на двоих с братом, помогала держать голову высоко поднятой в любой ситуации.
Он никогда не понимал сочувствующие шепотки за своей спиной, незаметным ядом обмусоливающие его статус. Не будет же он в самом деле завидовать брату или ненавидеть его за то, что он родился раньше? Смешно, право слово. Дату рождения не выбирают. Как и родителей.
Ему повезло – любящие родственники никогда не подчеркивали первенца семейства Адельгизов и не ставили его в пример, а Её Величество и вовсе называла своим любимым племянником. Один только номинальный дядюшка их большой августейшей семьи сошёл с ума, пытаясь отобрать власть у того, кто владеет ею по праву. Даже больше, юноша был искренне рад своей участи, зная, что ему не придется выбирать между долгом перед герцогством и любовью.
А вот от неё удача отвернулась с самого начала. Мало того, что при рождении прекрасный цветок отдали в лапы мелочному ублюдку, так ещё и единственный близкий человек погиб от болезни. Впрочем, Кларисс искренне надеялся, что он относится к числу самых близких. Но как же ему тяжело…
Пожилой, но ещё крепкий дворецкий внёс поднос, на котором лежал новый запертый в кожаный переплёт том. Лорд провёл пальцами по крепкой обложке, расстегнул пряжку и отработанным движением откинул несколько страниц, остановившись на красочной иллюстрации двух пересекающихся сфер.
У неё получилось. Старый трактат о душе, который они нашли в поместье Амори будучи ещё детьми, был полон высокопарных терминов, бесящих до зубовного скрежета рассуждений о высшей морали, о ценности жизни, о достоинстве и смелости встретить трудности лицом к лицу, а не сбегать. И когда автор наконец устал лить в уши читателя бесполезную нравственность, приоткрылась дверца ко вполне разумным объяснениям параллельности миров.
Не удивительно, что такое сокровище было спрятано в самом неожиданном месте дома. То-то старый конюх поражался, что благородные малявки раз за разом бегали на конюшню. Умилялся, старый дурак, тяге к животным, но каждый раз перепрятывал свою драгоценность. Зря.