Кофе и Карнавал
Шрифт:
Виржиния из прошлой весны даже не захотела бы сбежать на маскарад, потому что видела только работу — бесконечную вереницу дел.
Кто знает, чего будет желать Виржиния из грядущего года… если доживет до ещё одной весны?
— Пойдёмте со мной, Виржиния, — прошептал Крысолов едва слышно. — Хотя бы сегодня. Пожалуйста.
— Да.
Слово сорвалось с моих губ раньше, чем я это осознала. И, право, мне было совсем не жаль.
А Крысолов наконец расслабил пальцы, скользнув долгим тёплым прикосновением вдоль руки, до локтя, и тихо сказал:
—
Побег был торопливым и бестолковым.
Я поспешно выпроводила из комнаты Крысолова и надела самое простое платье — то, которое могла легко застегнуть сама. Меховая накидка от костюма леди Метели пришлась совсем некстати южной ночью, зато плащ от второго моего костюма — какого-то невероятного цвета, сине-зеленого с переливом, точно панцирь у жука-бронзовки — оказался достаточно лёгким. Ботинки от костюма я отыскать так и не сумела, поэтому взяла простые ботиночки серой замши.
На этом трудности не закончились.
Идти через главный вход было нельзя — портье наверняка бы заметил. И Крысолов предложил мне прыгать из окна. Надо сказать, затея не была лишена здравого смысла, потому что второй этаж располагался не так уж высоко. Но меня мучила одна мысль — как потом забираться обратно.
— Не волнуйтесь, — шептал снизу, из сада, Крысолов, протягивая руки. Кажется, он искренне веселился. — Я всё устрою, обещаю.
— Так устройте сейчас, — шипела я, не решаясь прыгнуть с подоконника.
Наконец Крысолов не выдержал и рассмеялся, а мне стало стыдно за свою трусость. Я всё же спрыгнула — прямо к нему в объятия, и, к его чести, он только слегка пошатнулся и отступил назад, но меня не уронил. Мой задравшийся плащ накрыл нас облаком шелестящей ткани.
— Маска, — пробормотала я растерянно, цепляясь за плечи Крысолова, не спешившего меня отпускать. — Я забыла маску. И, кроме того, револьвер, трость…
— … и бухгалтерскую книгу, — совершенно серьезно закончил он. — Ужасная беда. Маска в подарок у меня есть, а за револьвер сойду я сам… как вы полагаете?
— Вполне, — царственно кивнула я. — А теперь не соизволите ли поставить меня на землю?
— Ах, да, — спохватился он. — Как я мог забыть…
Меня поставили, расправили плащ — и увлекли по узкой тропинке вглубь сада, к потайной калитке. Мы оказались на тёмной улице; откуда-то отчётливо веяло морем, в небе перламутрово мерцал млечный путь, а я пыталась на ходу застегнуть перчатки, но мелкие пуговички выворачивались, точно намыленные. Крысолов повёл меня дальше, дальше, дальше — пока не показалась набережная. Там он остановился и отстегнул от пояса полумаску шута, сделанную из папье-маше и раскрашенную золотой и белой краской.
— Я хотел просто подарить вам её на память, но раз уж так вышло… — сбивчиво зашептал он, протягивая подарок. — Наденьте, пожалуйста. Конечно, в темноте лодочник вряд ли вас опознает, да и плату он получил хорошую, но лучше всё же не рисковать вашей репутацией.
У меня вырвался вздох.
— О репутации мне стоило думать раньше, сэр Крысолов, —
— Не так уж, — уклончиво ответил он. — Меньше часа.
Однако путь до Серениссимы показался невыносимо долгим.
В лодке было целых два гребца; Крысолов сидел на скамеечке напротив меня, и, чтобы разговаривать, приходилось наклоняться друг к другу. Гребцы со значением переглядывались, но я старалась обращать на них не больше внимания, чем на сырость под ногами. Даже не знаю, от чего защищал меня заслон из великосветского высокомерия — от чужих пересудов или от собственного стыда?
А Крысолов, подавшись вперёд, нашёптывал истории о городе на воде.
— …Серениссима стоит на сваях из лиственницы, выросшей в горах далеко к северу отсюда. Это дерево не боится ни воды, ни холодов, ни жары, и держит город вот уже несколько столетий. Лодки, что скользят по глади каналов, называются гондолами, и управляют ими лишь те, кто состоит в гильдии гондольеров. Гондольеров в Серениссиме ровно семь сотен — не больше, но и не меньше. Если кто-то умирает или отходит от дел, то гильдия принимает в свои ряды нового человека… Есть легенда о Призрачном Гондольере. Говорят, в незапамятные времена он был сыном одного из дожей, но полюбил не кого-то, а саму Прекраснейшую. Однажды он встретил её на маскараде — и, увидев один раз, не смог забыть. Но человеку не место рядом с бессмертным духом. Не вынеся разлуки, юноша отрекся от своей души и стал призраком, скитающимся по волнам. И поговаривают, что если случайно сядешь к нему в гондолу, то уже не вернёшься в мир людей… а ещё говорят, что иногда рядом с ним видят саму Серениссиму.
— Значит, они всё же смогли быть вместе?
Крысолов кончиками пальцев прикоснулся к моей руке и выдохнул:
— Наверно, да… ценой его бессмертной души.
У меня по спине пробежала дрожь.
Когда мы прибыли на причал, Крысолов сперва помог мне подняться, а затем вернулся в лодку и о чём-то договорился с гребцами. Я успела немного прогуляться по пирсу прежде, чем мой спутник вернулся. Город пах странно, но не сказать, чтоб неприятно — морем, солью, сырым деревом, чем-то кисловато-грибным, как почва в лесу… Издалека ветер доносил музыку, смех, запахи дыма и уличной еды. Вода плескалась под сваями, и я чувствовала себя как на корабле — неустойчиво и ненадёжно. Не до конца заживший перелом тянуло дёргающей болью, не слишком сильной, но навязчивой.
— Они будут ждать нас здесь за час до рассвета, — сообщил Крысолов, нагнав меня. — Так что у нас есть ещё три часа. Где хотите побывать в первую очередь? На площади, где танцуют? У храма? Перед дворцом дожей? Я хорошо знаю этот город, а он знает меня; только намекните, где желаете оказаться — и мы доберёмся туда кратчайшим путём.
Я прислушалась к своим ощущениям — и рассмеялась.
— Знаете, пожалуй, больше всего мне сейчас хотелось бы поесть чего-нибудь. Эти переживания и волнения…