Кофе с перцем и солью
Шрифт:
Затем отправилась в кэбе к своему уютному домику в Ист-хилл миссис Хат. Остались только мы с Георгом.
— Возьмете кэб, леди Виржиния? — спросил он, когда дверь кофейни закрылась за нами. — Или мне проводить вас? Небезопасно юной леди в одиночестве бродить по ночным улицам, даже если это Вест-хилл.
Я только рассмеялась — немного устало. Ночной воздух слегка взбодрил меня, но здоровая сонливость, налетевшая после большой чашки шоколада, никак не хотела рассеиваться. А ведь мне хотелось еще посмотреть документы по аренде Хаммерсонов перед тем, как лечь спать…
— Не
— Не то, чтобы я не доверял «гусям», леди Виржиния, — вздохнул Георг, с забавной серьезностью произнося прозвище служителей Городского управления спокойствия. — Но после всех этих рассказов о сбежавших преступниках…
Я вновь рассмеялась — уже в полный голос.
— Бросьте, Георг. Чем ждать полчаса кэб или заставлять вас делать крюк по пути домой, я лучше ускорю шаг. Здесь десять минут ходу — ну что может случиться? Да и бабушка все время ходила по этой улице одна. И я тоже иду не впервые, о чем же беспокоиться?
— Леди Милдред, при всем уважении к ней, была невероятно упряма! И часто делала вещи, совсем не подобающие графине! — в сердцах воскликнул Георг и нахмурился. — Ни к чему вам брать с нее пример. Да и домой она собиралась всегда засветло, не позже восьми. А сейчас уже почти полночь.
— Да, сегодня много было гостей, — вынужденно согласилась я и зевнула.
Спать хотелось неимоверно. Кажется, все же стоило вызвать заранее кэб или то новомодное такси-электромобиль и доехать до дома за минуту. В Вест-хилл, а тем более поблизости от Спэрроу-плейс, где стоял дом начальника Управления спокойствия, преступников и медом не заманишь, но все-таки ночь — это ночь. Опасное время. Да и не всегда Георг настаивает. Когда я возвращаюсь в девять, он спокойно отпускает меня — разве что смотрит вслед, пока не скроюсь за углом.
Впрочем, может, следует на этот раз уступить?
— Леди Виржиния… — с укором протянул Георг. — Ваш отец совершенно определенно был бы против того, чтобы графиня Эверсан…
При упоминании отца у меня внутри все мгновенно встало на дыбы. Мужчина прикусил язык, осознав, что совершил ошибку, но было уже поздно.
— Георг, я совершенно не желаю сейчас спорить, — поморщилась я. Глупо, но сейчас даже сама Милдред не заставила бы меня взять Георга в сопровождение или отправиться домой в кэбе. — Иду одна, и точка.
— Леди Виржиния…
— До завтра, Георг, всего вам доброго.
Это могло бы перерасти в некрасивую ссору, но, слава Всевышнему, Георг знал, когда следует остановиться — в отличие от меня. Поэтому он просто качнул головой:
— Поступайте, как знаете, леди Виржиния.
Уверена, что он до последнего провожал меня взглядом и слушал, как стучит по камням мостовой наконечник зонта-трости.
Иногда я сама себя ненавижу. Особенно в те минуты, когда в глазах кипят злые слезы, а горло пережимает гордость — «Не смей рыдать!». И остается только, как последней дуре, идти вперед с прямой спиной, пряча лицо за темной вуалью, и с яростью вбивать трость в плиты.
Отец… Мама… Бабушка… Сколько
Ничего, скоро уже особняк. У входа меня встретит Магда, а там будет и чай с мятными каплями, и успокаивающе пухлая кипа деловых писем, и пара часов, заполненных работой, которая приведет мои нервы в относительный порядок.
И бабушкин портрет в тяжелой резной раме, с которого молодая, восхитительно прекрасная женщина с волевым лицом станет смотреть на меня укоризненно и мягко: «Опять плакала, Гинни? Ах, ты еще такая глупенькая, милая моя…»
Улицы были пустынны. В редких окнах горели за ставнями огни. Я уже почти миновала Гарден-стрит с цветущими яблонями и аккуратно подстриженными кустами шиповника. Еще несколько минут — и можно будет дать себе волю…
Гулко цокал металлический наконечник, вторя эху моих шагов…
Эху?!
Я развернулась… попыталась развернуться, удивленно оправляя вуаль…
…но в этот момент шею сдавило что-то жесткое. Безвольные пальцы вдавило в горло — и только это меня спасло от перебитой трахеи.
«Удавка», — пронеслось в голове мгновенно.
Ладонь напряглась в тщетной попытке скинуть гибкую смерть. Перед глазами замелькали алые круги.
Удавку потянуло вверх.
«Дрянь», — я со злостью махнула кулаком с зажатой тростью за спину… и почувствовала, как бабушкино кольцо цепляется за ткань.
Рукав? Не то!
Еще удар — скользящий, по чужой напряженной кисти.
Затрещала перчатка — кольцо зацепилось. Рывок назад — чтобы серебро впилось в его ладонь.
На миг натяжение ослабло. Крохотный глоток воздуха — и эйфория.
Этого хватило только на то, чтобы со всей силы заехать тростью назад… и угодить металлической насадкой куда-то — со всего размаху.
Убийца с шипением выдохнул… и отпустил удавку, сгибаясь пополам.
— Ар-рх-х… — просипела я, отползая на коленях в сторону — быстро-быстро, путаясь в складках юбок, отплевываясь от вуали, забывая о пережатых удавкой пальцах…
Четыре неимоверно долгих вдоха — и легкие наконец исторгли вместо хрипа крик. Невнятный и бессвязный — но с каждой секундой все более громкий.
— А-а-а! — я закашлялась. — А-а-а!
Вдалеке, на площади, засвистели, затопали стражи порядка.
— А-а-а!
Благословенна будь, «гусиная» бессонница!
— Леди, прошу вас, постарайтесь вспомнить. Хоть что-нибудь — рост, голос. Может, вы заметили, в чем был одет нападавший?
Вместо Магды — упрямый начальник Управления. Вместо старинного кресла — жесткий казенный стул. А стопку деловых писем прекрасно заменила кипа протоколов.
Удивительно, но у меня все еще хватало сил сидеть прямо, сдерживая истерику, и отвечать твердым голосом… а иногда даже и язвить.
— Милейший сэр, глаз на затылке у меня нет, а если бы и были, то сквозь шляпку я бы все равно ничего не разглядела. Повторюсь: мне ничего не удалось увидеть, а нападавший был на редкость молчалив. Все, что можно, вы от меня уже получили, — я сухо кивнула в сторону блюдца, на котором лежала свернутая в клубок удавка да пара ниток, снятых с лепестков серебряной розы.