Кофейная книга
Шрифт:
— Это не сказка, — печально возразил Насекомый. — И мы не можем вас спасти. Никак и ни за что.
— Конечно, — кивнула Корасон. — Это непременное условие. Если я буду знать заранее, что спасусь, жертва не будет иметь силы. Ага.
— Нет, нет! Все совершенно не так, поверьте. Если бы вы могли быть спасены здесь, мы ни в коем случае не стали бы препятствовать. Мы только потому и смеем просить вас о помощи, что вы обречены.
— А какая же мне тогда выгода от этого? Зачем мне… — Тут Корасон прекратила плакать и воззрилась на Насекомого
— И очень скоро. Мы же все проверили. Вас расстреляют еще до рассвета. Времени осталось совсем мало. Я слишком долго не мог разбудить вас. Каждая минута драгоценна.
Корасон вытерла глаза руками.
— Я ведь ничего не сказала им, а? Я ничего не сказала?
Насекомый потупился.
— Еще не сказали… Но может так случиться… что в последний момент… Вас повезут в грузовике, глаза завязаны, за город, там поставят на краю оврага. В первый раз они будут стрелять мимо. Потом предложат вам…
— И я?..
Насекомый отвернулся.
— Ну что? Что?
— Вы же понимаете. А потом они все равно вас убьют. Вы же понимаете.
— Так. Я понимаю.
Корасон разглядывала свои колени, синяки и ссадины на них, потом подняла руки, повертела ими перед лицом. Она теперь не плакала.
— Так чего ты хочешь от меня?
— Мы не можем вас спасти, но вы можете спасти нас. И вам это ничего-ничего не будет стоить. Хуже от этого не будет. Вам не придется терпеть никаких дополнительных неудобств.
— Что такого в моей жизни, что моя смерть может вас спасти — и каким образом?
— У вас говорят: «когда умирает человек — умирает целый мир». Вы такие огромные существа… Огромные! Несказанно великие! Вы сравнимы с целым миром! Со Вселенной!
Корасон обвела взглядом спящих соседок по камере.
— Да уж. И что?
— Если вы скажете, просто скажете, что отдаете свою жизнь за спасение нашего мира…
— Я… Я как-то думала отдать жизнь за наше дело. За свободу. За товарищей.
— Нет, послушайте, это прискорбное недоразумение. Это невозможное дело. Вы не можете отдать жизнь за своих друзей — они так же велики, как и вы. Исключено, исключено, им вы помочь не в силах! А нам — да, можете. Вполне. Вашей жизни будет достаточно для спасения целого мира.
— Мне казалось… что для такого великого свершения… нужен подвиг. Жертва. Как у Христа. Что-то такое. Страдания…
— Разве вы мало страдали?
— Но не за вас ведь.
— Нам зачислят. Это тоже. Это может усилить эффект.
— Но сначала я предам их. Сдам их палачам.
— Знаете… я тут подумал… Я мог бы затуманить вам разум таким образом, что вы оказались бы неспособны… Просто неспособны. Я не могу милосердно убить вас — это разрушит условия, необходимые для успеха, для спасения нашего мира. Но я могу, уже после того, как вы посвятите свою смерть нам, в качестве бескорыстной жертвы…
— Какая же это будет бескорыстная жертва? Мне это выгодно.
— Да, в общем и целом,
— Как-то все глупо. Несуразно. — Корасон ощупала вымокшее от слез одеяло. — Я так устала. Говоришь, уже скоро?
— Очень скоро, очень! Пожалуйста…
— Да ну тебя. Ты ненастоящий. Тебя и вообще нет.
— Почему же? — обеспокоено скрипнул Насекомый.
— Нелепо.
— Это вам кажется, что нелепо, — скрип его перешел в почти ультразвуковой визг, Корасон с трудом разбирала слова. — А у меня там… У нас там кладки, понимаете? И миллиарды лет неповторимой, не сравнимой ни с чем, единственной во Вселенной культуры. У моего последнего выводка еще не затвердели панцири, понимаете? Ваше появление было таким… таким чудом! Если бы вы знали. Словно в ответ на наши стенания и сокрушения вдруг живой водой в мир уже мертвых пролились ваши слезы. Капля за каплей, тонким ручейком… и наконец — бурным потоком, как будто рухнула плотина — какое очистительное безумие овладело нами! Если бы вы знали!
Отдайте, отдайте нам вашу жизнь. За вами идут, и больше она вам ни на что не пригодится. А мы… мы будем чтить вас как спасительницу мира. И вы не станете предателем здесь. Ваши друзья, те немногие, что уцелеют, не проклянут ваше имя. А?
— Что-то здесь очень и очень нелепо. В чем твоя ложь, таракан?
Насекомый снова потупился.
— А вы не передумаете?
— Я еще даже не согласилась.
Насекомый скорбно зашелестел хитиновыми пластинами.
— Вот честно?
— Честно.
— Вы и так ничего бы им не сказали.
— Твою мать, кусок дерьма! Да как же ты смел?
Корасон попыталась схватить хитинового монстра за шею, но руки плохо слушались ее. Насекомый легко уклонился, а затем подошел ближе и положил легкие лапки ей на грудь.
— Если бы я не сказал этого и не открыл вам затем правду, вы не согласились бы. Мы проверяли.
— А теперь соглашусь, да? — прошипела Корасон.
— Да.
— Это почему же, интересно?
— Потому что вам больше нравится, чтобы был смысл. Мы вам его даем. Ваша смерть действительно, не только на словах, будет ненапрасной. Можете считать, если хотите, что умерли родами. А мы — ваши выжившие дети.
Он умильно сложил лапки перед грудью.
— Всю жизнь мечтала, — нахмурилась Корасон, прислушиваясь к шагам в коридоре. — Идут, что ли?
— Да.
— Ладно, я скажу. После первого залпа.
— Нет, умоляю, до него! Вдруг второго не будет? Вдруг они сразу?..
— Ты сказал, что вы проверяли…
— Но ни в чем нельзя быть уверенным!
— А как насчет моей смерти? Вдруг меня можно спасти? — нехорошо сощурилась Корасон.
— Тогда погибнем мы.
— Значит, можно? Это возможно?