Когда боги спят
Шрифт:
Летнюю избу с одинарными рамами в окнах было не натопить, тем паче, буржуйкой, которая мгновенно остывала, и приходилось кочегарить ее день и ночь. Зубатый все чаше подумывал об отъезде и загадал себе: если на Новый год ничего не произойдет, первого же числа уедет.
Он не ждал приглашения на елку к Зубатым «девкам» и хотел напроситься сам, однако после приезда Ал. Михайлова и разговора с ним поклонницы заподозрили, будто Зубатый умышленно выдворил его из деревни, мол, потому режиссер не зашел в гости. А ведь обещал зайти, пока Зубатого ждали, и очень мило разговаривал с женщинами; они на стол собрали, чтобы попотчевать
А тут, накануне праздника, Елена сама попросила съездить в магазин, и, когда они выехали из мертвой зоны, Зубатый остановил машину и позвонил в Финляндию.
— Пап, приезжай ко мне на праздник, — неожиданно попросила Маша. — Я не знаю, с кем буду в эту новогоднюю ночь.
— Как не знаешь? А где Арвий?
— Он мечтал продавать ядерное топливо, но его мечты рухнули.
— Что стряслось?
— Потом расскажу. Не задавай больше вопросов, а забери меня отсюда. Если сейчас не можешь, то после праздников обязательно. Ладно?
— Заберу! — пообещал он.
— А что с мамой? Она что там, с ума сошла? Что за девка у нее поселилась? Неужели она в самом деле беременна от Саши?
— Привезу домой, сама спросишь!
Елена слышала весь разговор, хотя демонстративно отвернулась, возможно, потому и спросила, мол, где он будет встречать Новый год. Он лишь пожал плечами, в ушах еще звучали слова Маши.
— Если есть желание… приходите, — как-то несмело пригласила Елена.
— А я ведь не откажусь!
— Мы будем ждать.
И вот около полуночи, за пятнадцать минут до Нового года они сидели за столом возле елки, когда прибежал встревоженный и радостный Василий Федорович.
— Идет! — закричал с порога. — Сказала, сейчас идет! Только не по митинской дороге, а от Макарьино! Перепутала немножко… Что сидишь? Беги, встречай!
Он не задумывался ни на мгновение, напротив, сразу ощутил, как забилось сердце — конечно, он и должен явиться в новогоднюю ночь! Схватил куртку, шапку и в передней услышал голос старшей Елены.
— Василий Федорович, куда же вы его посылаете? От стола, до двенадцати осталось четверть часа!
— Он идет встречать святого старца!
— Какого старца?
— Своего прадеда! Он ведь ради этого и приехал! А я с вами тут посижу…
Зубатый выбежал на улицу и поймал себя на мысли, что суетится. Сначала побежал за машиной к дому Василия Федоровича, но на ходу сообразил: мороз за двадцать, вряд ли без разогрева заведешь, а время поджимает. Если старец действительно идет и на сей раз бабка Степанида не обманула, то по логике вещей должен явиться ровно в полночь, а остаются считанные минуты. Он развернулся на полпути и метнулся к Соре. На Новый год в деревню приехало много дачников, поэтому в домах горел свет, почти везде топились печи и откуда-то доносилась музыка.
Он долго стоял на берегу возле брода и всматривался в противоположный, глухой и темный — не появится ли на заснеженной реке человеческая фигура? За спиной, в деревне, взлетали ракеты, трещали фейерверки, слышался смех, пьяные и веселые голоса, но все это доносилось из другого мира,
Потом он спустился на лед, чтобы видеть кромку леса на той стороне — где-то там выходила дорога. От напряжения в глазах начинало мельтешить и двигаться все, что как-то выделялось на фоне снега, в какой-то момент казалось: идет! — и замирала душа, перехватывало горло, однако стоило отвести взгляд или моргнуть, как призрак исчезал. Он не замечал времени и лишь чувствовал, как от неподвижности замерзают ноги.
Зрение устало, и Зубатый уже переставал различать линию берега, поэтому непроизвольно, шаг за шагом, подходил все ближе и ближе. И вдруг холод окатил спину, а ноги вмиг стали горячими.
На другой стороне от леса отделилась смутная, вытянутая тень — словно тряпка на ветру полоскалась. И сколько не смаргивай, не закрывай глаза — не пропадает, а напротив, увеличивается.
Через минуту он уже точно различил человека, который шел почему-то враскачку, припадая на одну ногу и, часто оступаясь, издавал нечленораздельные звуки, будто пьяный. И вдруг остановился, замер, после чего послышался напряженный голос:
— Эй, кто там?
В душе ничто не откликнулось. Если бы старец пришел, наверное, все было бы не так…
— Это я, — отозвался Зубатый.
— Кто — я?
— Зубатый!
Человек выругался и начал приближаться. Скоро перед ним оказался Иван Михайлович, с рюкзаком за плечами и на одной лыже.
— Что ты тут стоишь? — заворчал он. — Народ пугаешь…
— Новый год встречаю. А ты что ходишь по ночам?
— Да, так разэтак, хотел к празднику свежей рыбки поймать, — он снял шапку, от головы валил пар. — Вечерком побежал заманы проверять на озеро и лыжу сломал! Сколько времени?
Зубатый глянул на часы — шел второй час Нового года…
— К празднику опоздал…
— И хрен бы с ним! Ко мне же гости приехали. Три дочери с зятьями… И хоть кто-нибудь бы хватился, вспомнил про отца да навстречу пошел! Даже этот, рыбнадзор…
Он заплакал как ребенок, навзрыд, и отталкиваясь одной ногой, покатился к другому берегу.
Зубатый еще постоял, осмотрелся — чуда не случилось. Да и не могло случиться. Скорее всего, бабка Степанида не предсказательница, не ведьма и не блаженная, через уста которой говорит Бог, а просто бродячая повитуха с заметными отклонениями в психике. Собрала все последние сплетни об экс-губернаторе, в обилии бродившие по городу, подкараулила на Серебряной и выдала. Он же, под впечатлением гибели сына и особенно от фанатичных заявлений Снегурки, поверил. Поскольку в это время копался в себе и пытался хоть как-нибудь объяснить причину, поднявшую Сашу на крышу девятиэтажки. Поверил полубезумному вздору старухи, потому что очень хотел поверить в нечто необычайное. Когда-то не принял, не обратил внимания, можно сказать, оттолкнул старца, назвавшегося прадедом — это подходящий грех и, наказание за него суровое. А то, что просто не углядел за сыном, не заметил, когда он оторвался от него и пошел познавать мир через наркотическое опьянение, или, напротив, испытал и отверг этот мир — для понятия греха и наказания все это слишком расплывчато, неопределенно.