Когда боги уходят
Шрифт:
Они дружно заржали, на этот раз даже не попытавшись закрыться от юноши. Похоже, происходящее сильно их забавило.
— Не хотите ли вы сказать, что эти странные типы заставили меня заниматься с ними любовью? — вспылил юноша, резко встав посреди дороги.
Последовал новый взрыв смеха, после чего, продолжая нервно хихикать и вытирать слезящиеся глаза, главный всадник кое-как проговорил:
— Ну, если это можно назвать любовью…
И снова они дружно заржали, оглашая раскинувшийся вокруг пестро-зеленый луг гортанными звуками искреннего смеха. Юноша рассерженно глядел им вслед, пока всадники не удалились на сотню шагов. Кем бы
Остыв, юноша продолжил следовать за всадниками, держась от них, однако, подальше, чтобы не давать им лишнего повода для веселья. Минут через десять он, наконец, вступил в город.
По левую руку, плотно прижавшись друг к другу, теснились маленькие, видавшие виды лачуги, огороженные сильно прореженными заборчиками, за которыми угадывались грядки и всякие насаждения. По правую руку было то же самое.
Зато впереди юноша заметил две высокие башни с красными черепичными крышами, несколько каменных домов не в пример лучше лачуг и обширную площадь, посреди которой стоял круглый фонтан с бассейном и… виселица.
Главный из всадников развернул своего коня и крикнул юноше:
— Побудь пока здесь. Мы доложим о тебе.
Троица пришпорила коней и скрылась за поворотом на одну из улиц, расходящихся от площади как спицы колеса.
Сглотнув подступивший к горлу ком от вида виселицы, юноша сделал над собой усилие и попытался осмотреться. Людей вокруг было немного, и почти никто не обращал на незнакомца внимание. Мужчина в черной пожухлой фуфайке беседовал у бассейна с каким-то скорчившимся старцем, опирающимся на сучковатый посох; объемная дама в длинном платье с воистину необъятной юбкой вела через площадь двух маленьких детишек, которые явно не слушались её, потому что постоянно получали подзатыльники; несколько людей стояли на другой стороне площади подле какого-то заведения с пыльной вывеской и шумно разговаривали; стайка мелких собак с лаем пронеслась за улепетывающей от них курицей, а за собаками нёсся здоровенный петух с ярко красным хохолком.
В общем, предстала картина древнего провинциального городка Европы или даже Нового Света, подумал юноша и тут же охнул. Наконец-то память начинает к нему возвращаться, ведь он только что вспомнил о Европе, о Новом Свете! И почему сей город кажется ему древним?
Ответить на собственный вопрос он не успел: на плечо ему легла чья-то рука.
Обернувшись, юноша увидел невысокого человека с большим животом. На сальном лице человека особенно сильно выделялся картофелеобразный нос с большой бородавкой на самом кончике и живые, бегающие туда-сюда глаза. За спиной у него маячили ещё две подобные фигуры.
— Добрый день, сударь! Извините, если напугал вас, — затараторил человек. — Я Гарни, хозяин этого трактира. — Он указал рукой на ближайшую дверь, над которой висела вывеска, подтверждающая, что за дверью действительно трактир, и хозяин его — Гарни. — Я вижу, вы не местный, поэтому решился пригласить вас в своё заведение. Поверьте, сударь, оно — самое лучшее в Ламаре!
С этими словами трактирщик взял юношу под руку и стал увлекать к двери.
— Постойте-постойте, — опешил от такой близости юноша. — Я жду здесь троих всадников! Они нашли меня у леса и привели сюда, сказали, чтобы я ждал, пока они доложат.
— У леса? — остановился трактирщик. — Вы, случаем, не из Тола?
— Да, оттуда, — обрадовался юноша, надеясь, что теперь сомнительного вида троица оставит его в покое.
— И вы потеряли память? — снова спросил трактирщик.
— Да. Совершенно ничего не помню, — наигранно-печально нахмурился юноша.
— Но тогда вам просто необходимо посетить мой трактир! — всплеснул руками трактирщик. — Вы — не первый человек, который приходит в город с потерей памяти, и, помяните мое слово, будете не первым, кого я вылечу от этого весьма неудобного недуга!
Трактирщик снова подхватил юношу под руку и стал увлекать к двери в заведение. Слабо сопротивляясь, юноша всё же подчинился упорству этого толстого человека и оказался в трактире.
Внутри было так, как он и ожидал. Сквозь грязные окна, коих имелось целых два, пробивались слабые лучи света с улицы, которые не могли разогнать полутьмы, окутавшей, казалось, всё внутреннее пространство. Четыре массивных длинных стола громоздились поперек входа, снабженные для удобства посетителей такими же массивными и длинными лавками. В дальнем конце зала было что-то, напоминающее стойку бара, а за ней на двух полках стояли глиняные и стеклянные сосуды самых разных форм и цветов. Со стропил свешивались три чашеобразных люстры, потушенные в дневное время.
Посетителей внутри не было.
— Может быть, это и не столичный ресторан, но, поверьте мне на слово, вино у нас ничуть не хуже! — хозяин трактира наконец отцепился от рукава юноши и захлопотал за стойкой, чем-то звеня и булькая.
— Кстати, — как бы невзначай обронил юноша.
— Что, извините? — высунулась лысоватая голова трактирщика.
— Я не уверен, что смогу расплатиться, — осторожно произнёс юноша. Он ждал, что теперь хозяин питейного заведения сделается хмурым и даже злым, попросит наглого клиента покинуть трактир и больше никогда сюда не возвращаться, ели не хочет неприятностей на свою голову, однако…
— Что вы, что вы! — замахал руками трактирщик. — Вам не нужно платить! Всё за счет заведения, так сказать. Просто я бы вас попросил, если вам, конечно, сие не затруднительно, говорить всем, кого вы встретите, чтобы шли лечиться от недуга ко мне. Лишняя реклама никому ещё не вредила…
— От какого недуга?
— Ну как же — от потери памяти, естественно! Вы ведь говорили, что пришли из Тола и потеряли память?
— Да, к сожалению, — буркнул юноша.
— О, это временное явление! — искренне воскликнул трактирщик. Он ловко выскочил из-за стойки, держа в руках здоровенную кружку. — Прошу вас, сударь! Отведайте лучшего вина, какое только может себе позволить скромный трактирщик из Ламара.
Юноша подозрительно принюхался. Запах показался ему очень знакомым. Тогда он поднёс деревянную кружку к губам и сделал небольшой глоток. Прохладная, чуть пузырящаяся жидкость приятно опустилась в желудок и защекотала его.
— Это же пиво! — улыбнулся юноша, всем своим видом показывая, что доволен напитком. — Это не вино, а самое нестоящее пиво. Там, откуда я родом, вино имеет совсем другой вкус, а такой напиток мы называем пивом.
Чего не ожидал юноша, так это того, что трактирщик обидится на его слова. Более того, он казался оскорбленным до глубины души. Опустив руки, которые до этого без конца теребили подол замасленного передника, он холодно сказал: