Когда будущее стало чужим

Чайка Дмитрий

— Дочь моя, ты сегодня рассеянна, — строго сказала мать. — Что-то случилось?

— Нет, мама, я просто проспала, — ответила Гульбахар, покрывшись румянцем.

— Ну, хорошо, впредь будь более собранной, — ответила мать. От нее не укрылась секундная заминка с ответом.

Последующие дни пролетели, как во сне. Гульбахар каждые два-три дня получала новое письмо, которое неведомым образом оказывалось у нее на подоконнике или на полу около него. Она читала эти письма взахлеб, а потом прятала под матрас. А потом снова доставала и перечитывала. И снова прятала. Девочка поймала себя на мысли, что живет от письма до письма, и, как свойственно впечатлительным

натурам, она дорисовывала подробности происходящего сама. Тон писем стал более жалобным, а потоки любви и страсти сменились томлением юноши, который мечтал взять ее за руку и смотреть с ней на закат. Не больше.

Гульбахар часами сидела над каждым новым письмом, потому что и сама мечтала о том же. Ну, может быть, легкий поцелуй был бы дозволен до свадьбы. Если уже все будет договорено. Дальше — нет, абсолютно исключено. Для девушки из такой семьи это было бы немыслимым позором. Из-за меньшего княжны травились.

Последнее письмо было пронизано такой тоской и нежностью, что Гульбахар разрыдалась. ОН! просил ее руки. Он хотел, чтобы она поговорила с матерью, и если та даст согласие, то пусть Любовь всей его жизни выставит на окно лампу. Верный человек, который будет следить за ее окном, тут же передаст ему эту счастливую новость телеграфом. Если же мать запретит, пусть в окне появится что-нибудь черное, и это будет означать траур для его любящего сердца.

Надо ли говорить, что Гульбахар побежала к матери немедля. Та сидела в гостиной и читала какое-то письмо, написанное на белоснежной бумаге с золотым тиснением.

— Мама! — подбежала счастливая девочка, и немедленно вывалила на нее свое немудреное пожелание, как очевидное, так и совершенно неуместное, о чем любящая мать не преминула высказаться.

— Это совершенно исключено, моя дорогая. Твоей руки просит наследник Сагартии, и я намерена дать согласие. Да, это очень далеко, но он будущий князь, а вокруг нас подходящих женихов я что-то не замечаю. И поверь, для тебя это лучший вариант из всех возможных. Сейчас вообще всего три наследника не женаты, а невест на выданье почти полсотни. За младших сыновей они тоже не очень то и хотят выходить.

— Мама, но я не хочу в Сагартию. Это же граница с Индией, я там умру от тоски. Не выдавай меня за него замуж, я тебя умоляю!

Из огромных прекрасных глаз рекой потекли слезы. Если бы на месте матери был князь Бахтияр, то он бы не устоял. Но любящее сердце княгини не принимало в расчет какие-то там слезы. Ведь впереди лучшая из возможных сейчас партий. И все благодаря смазливой мордашке ее дочери. Каких-то иных достоинств княгиня в ней не отмечала. Да, для нее груз обязанностей жены и матери будет очень тяжел, ведь она вечно витает в облаках. Да и с разведкой придется что-то делать. Придется просить свекровь или кого-то из теток мужа помочь.

— Гульбахар, то, о чем ты просишь, невозможно. Иди к себе! И больше с этим сардинским мальчишкой ко мне не подходи, не то я рассержусь.

Княжна поднялась в свою комнату, как в тумане, и упала в подушку, обливая ее слезами. Так она прорыдала не один час. Потом решительно встала, вытерла слезы и приколола к внешней стороне шторы черный платок. ОН мужчина, он знает, что делать дальше.

* * *

В то же время. Княжество Сардиния. г. Каралис. Ахемен.

Княжич был именно таким, как его запомнила Гульбахар. Высок, красив и силен. Так уж сложилось, он был в этом не виноват. Княжество его отца было довольно небогатым, но имело вполне стабильную экономику. Основой ее было месторождение бокситов, сельское хозяйство и рыболовство. Столица княжества, Каралис, была основана в незапамятные времена финикийцами, примерно в одно время с Карфагеном. Войска Тейиспа первого, далекого предка нынешнего князя Арслана, завоевали почти две тысячи лет назад, и с тех пор его род правил этими землями, которые включали кроме Сардинии, еще и Корсику вместе с Болеарскими островами.

Ахемен закончил обучение в Первой Сотне два года назад, и теперь, по обычаю, он должен был жениться и избрать место службы, гражданское, либо военное. Мать упорно навязывала ему невесту из Верхнего Египта, но он отбивался со всем пылом, на какой был способен. Худенькая, как и все египтянки, с примесью нубийской крови, княжна не понравилась ему сразу же. Он видел ее на выпуске, она училась вместе с его старшей сестрой. И, по ее словам, будущая невеста была отъявленной стервой и отличницей-заучкой. Ахемен же бредил, как и многие его ровесники, княжной из Карфагена, и раз за разом подходил к матери, и просил ее устроить свадьбу именно с ней. Мать презрительно поморщилась.

— Сын мой, нам нужна помощница в делах, а не фарфоровая кукла. Да и тебе не помешает верная и надежная жена, которая сделает тебя сильнее, — заявила она. — От этой будет мало толку, она же троечница. Просто красивая дура. Зачем тебе такая? Женщины стареют со временем, и им нужно брать мужа чем-то другим. В Великих семьях так заведено издревле — сила и хитрость вместе. Те княжества, где нарушается это правило, получают большие проблемы.

— Я не наследник, и мне на это плевать, — твердо заявил Ахемен. — Тогда, матушка, я даю вам торжественную клятву. Ни на какой египтянке я не женюсь ни при каких обстоятельствах. Если вы начнете настаивать, то я воспользуюсь своим правом княжича, в соответствии с пунктом три статьи сороковой Уложения о Великих Семьях. Я завербуюсь на десять лет в армию Карфагена. С моим дипломом я сразу получу кавалерийскую роту. Там идет постоянная война с кочевниками, и скучать не придется. Как действующий офицер, я выйду из под вашей власти, и волен буду жениться, на ком захочу.

Мать замолкла, наступило шаткое перемирие. Периодически, то мать, то сын, заходили с тем же предложением, но получали отказ противной стороны. Так продолжалось до тех пор, пока к княжичу, что прогуливался со старшим братом по набережной, не подбежал юный оборванец, и не сунул ему в руку письмо. Ахемен удивленно уставился на бесстрашного мальчишку.

— Ты что это мне суешь? — спросил он. — Тебе пинка отвесить за наглость?

— Тебе мне денег дать, — насупился пацан. — Та тетка сказала, что ты целый золотой дашь, потому что это письмо от девушки, с которой ты в прошлом году два раза танцевал.

У Ахемена оборвалось сердце. Он, не задумываясь, достал кошелек, и сунул мальчишке купюру в десять сиклей. Тот отбежал на безопасное расстояние и спросил:

— Слушай, а у нее дыра поперек, что ли, если ты за одно письмо такие деньги платишь? Давай я тебе за такую же бумажку полсотни шлюх подгоню.

— Ах ты… — Ахемен рванул вперед, но оборванец, заливаясь веселым смехом, припустил вверх по улице.

— Что там? — с интересом спросил старший брат.

— Сейчас, — Ахемен вскрыл письмо и жадно пробежал его глазами. — Княжна Гульбахар с родителями прибудет сегодня с визитом в наш город. И она написала адрес, где остановится ее семья. Не может быть! Она написала мне!