Когда был Ленин мумией

Лычковский Дмитрий

Халдей указал гостям на выход и устало смежил веки.

Глава 20. Шу и Сехмет

— Что с вами, Владимир Ильич? — обеспокоенно спрашивал Пирогов, высунув голову из саркофага, — Неужто все зубы разом разболелись? Так это самовнушение, сударь мой, они вас беспокоить никак не могут!

Ленин, сидевший в центре камеры за выщербленным гранитным столом, продолжал старательно подвязывать щеку полосатым платком. Перед ним стояло идеально круглое зеркало из полированной бронзы в рамке слоновой кости, рядом лежала палетка с красками.

— Владимир

Ильич!

— Знаете что, товарищ Пирогов, называйте меня сегодня лучше рабочим Ивановым. Недолго, всего один день. Запомнили? Рабочий Иванов, — обернулся Ленин, и хирург с изумлением увидел, что у него начисто сбриты усы, зато густо подрисованы брови.

Пирогов сел в саркофаге и затряс головой.

— Ничего не понимаю, — сказал он. — Пока я спал, что-то стряслось?

— Пока нет, — с сожалением сказал Ильич. — Но я надеюсь, что стрясется. Однако поскольку исход совершенно неясен, лучше быть готовым ко всякому. Хотите, вас тоже загримируем? Я тут разных тряпок набрал.

— Спасибо, не надо, — с достоинством отказался эскулап. — А вам не кажется, что этой самодеятельной повязкой вы только обращаете на себя излишнее внимание?

— Нет, — с лукавинкой отвечал Ильич. — Такая повязка мне уже сослужила однажды верную службу. Поднимайтесь, Николай Иванович! Надобно пройти в зал, посмотреть обстановку. А мне в одиночку сегодня передвигаться никак нельзя — конспирация!

Интеллигентный Пирогов не стал допытываться, отчего ж Ильич не возьмет в спутники уголовного, с которым якшается в последнее время. Покачав головой, он спустил ноги, нашарил туфли и начал застегивать на себе мундир. А Ленин, в последний раз мазнув сажей по бровям, спрятал палетку и зеркало под саркофаг и вынул из пиджака диск на цепочке. Тот оставался незамутненным. Спрятав со вздохом его обратно в карман, Ильич увлек Пирогова в зал.

Там было непривычно тихо. Залитый светом трон пустовал. Существо с головой барана сидело на краю пьедестала, уныло овевая опахалом собственные ноги. Черные охранники Хуфу застыли по периметру, сжимая клювообразные ножи в руках. Их лица были невозмутимы, но Ильичу показалось, что они пребывают в некоторой растерянности. Присмиревшие мумии робко бродили туда-сюда, стараясь издавать как можно меньше шума.

Из толпы вынырнул Шайба, возбужденно зашептал: «Три раза уже объявляли начало сходняка и три раза откладывали. Может началось? Покажь бимбар!» Ильич с негодованием посмотрел на него, громко сказал: «В чем дело, товарищ? Разве мы знакомы?» и демонстративно отошел. Но в груди все возликовало. Не удержавшись, он еще раз вытащил диск. Тот вроде бы слегка помутнел. Или это освещение дало такой эффект? Ленин подышал на золото, протер концом пиджачного рукава, вгляделся опять. Увлеченный этим занятием, он и не заметил, как оказался в кольце из черных и блестящих, словно обсидиан, тел.

— Ты — Ич? — вопрос заставил его подскочить.

— А? Что? Но… — Ильич поправил повязку на щеке. — Видите ли, это какая-то ошиб…

Бесцеремонные руки подхватили его под локотки и потащили сквозь толпу, словно утлый челн, взятый на буксир мощным пароходом. Ленин судорожно сжимал диск в кулаке, прикидывая, как изловчиться и спрятать его на теле. Он так и не успел ничего придумать, как оказался в погребальной камере Хуфу.

Фараон, к превеликому сожалению, был тут, цел и невредим. Он восседал на золотой табуретке, подставив распростершемуся ниц рабу иссохшие распеленутые ноги. Раб хлопотал над ними, массируя хозину пальцы и полируя ногти пилкой, инкрустированной цветными каменьями.

«Раскрыт или не раскрыт?» — мучительно гадал Ленин.

— Ты можешь сесть, Ич! — приветливо сказал Хуфу. — Почему перевязана твоя голова? Жрецы уту плохо закрепили тебе нижнюю челюсть при бальзамировании? Мой личный потрошитель исправит их оплошность.

— Нет-нет, благодарю, — поспешно отказался Ленин. — Просто фантомная зубная боль. Пустяковейнейшая вещь, да и прошла уже.

Он поспешно сорвал платок с головы, удачно скрыв в мягких складках ткани вавилонский диск.

— Расскажи, как прошел великий почин, — тем же ласковым голосом предложил фараон.

«Не раскрыт!» — упала гора с ленинских плеч.

— Преотлично прошел, на ура, — доложил Ильич, стараясь скрыть облегчение. — Более того, от инициативной группы поступило предложение: кроме субботников организовать еще и воскресники, чтобы коллективный сознательный труд стал нормой, а не исключением.

— Пускай будут воскресники, — доброжелательно кивнул головой Хуфу. — Больше тебе нечего сказать?

Вдруг лицо его исказилось, словно от боли. Ленин не удержался и скосил глаза вниз, приоткрыв диск в платке. Кажется, тот начал зеленеть…

— Что это? — перехватил его взгляд фараон.

— Так, медальон. Буржуйская вещица, ношу только в память матери, — торопливо сказал Ильич, честя себя на все корки за неосторожность.

— Дай.

Ленин и слова поперек сказать не успел, как черные руки выхватили у него платок, вытряхнули оттуда диск и услужливо поднесли фараону. Хуфу повертел его в руках, зачем-то понюхал. Усмехнулся:

— Мы должны чтить своих предков и их деяния. Не так ли, Ич? Возьми, если это действительно твое.

Ленин дрожащей от волнения рукой принял диск обратно, и — наконец-то! Тот явно приобрел пока еще блеклый, но все же отчетливый зеленоватый оттенок. Ильич возликовал: началось. Словно в подтверждение его мыслей фараон качнулся на золотой табуретке. Не удержавшись, Ленин коротко хохотнул. Он уже мысленно видел Хуфу бессильно барахтающимся в космическом пространстве.

— Ты весел? Развесели и меня, — надменно предложил фараон.

Наступила пауза. Ленин с дерзким вызовом смотрел на Хуфу, ожидая дальнейших трансформаций. Но ничего не происходило. Через пару минут томительного молчания фараон оттолкнул ногой раба и молвил:

— Что ж, тогда я буду веселить тебя. Смотри внимательно, Ич!

Он щелкнул пальцами — и на стене образовался уже знакомый экран в рамке из снующих друг за другом скарабеев. Какое-то время он оставался белым, затем внезапно появились движущиеся картинки. Это был неизвестный Ленину город с высоченными домами. Толпы людей на улице с ужасом глядели вверх: там большой аэроплан бесстрашно пикировал прямо на одно из зданий. Миг — и оно сложилось карточным домиком, вздымая до небес клубы пыли. Люди в панике брызнули в разные стороны. На обломках здания заплясал огонь.