Когда даже ангелы посылают
Шрифт:
Надо спросить. Окликнуть. Но он идет, как привязанный, не сводя взгляда с толстой косы пшеничного цвета.
Оглянись. Оглянись, а? Неужели ты не чувствуешь, что за тобой идут? Идут близко, почти за спиной. Неужели ты не чувствуешь, что я почти дышу тебе в затылок?
Она не чувствовала. Шла, не торопясь, опустив голову и, кажется, о чем-то глубоко задумавшись. Даже наушников - почти неизменного атрибута современного человека - не было.
И Кирилл решился. Подошел совсем близко, так, что носа достиг запах. Земляника. Откуда тут земляника?
– Катя...
Девушка
И Кир пропал.
Та актриса, которую показывал тогда Аркаша, казалось бледной тенью на фоне Кати. Глаза у нее нереальные. Огромные, голубые. Да и все лицо...
Кирилл стоял, не в силах сказать ни слова. В голове билась только одна мысль.
Неужели с этой невероятно, ослепительно красивой девушкой я был близок?!
*
Ей в первую секунду показалось, что показалось. Что голос, тихо произнесший ее имя, тот самый голос, что так часто она вспоминала и даже слышала во сне - что он ей слышится уже наяву, но в мечтах. А потом Катерина резко обернулась.
Он.
Кирилл.
Поняла это сразу.
Жадно вглядывалась. Глаза. Глаза у него невероятные. Словно осеннее небо сквозь пелену готовых пролиться дождем туч. Немного холодные, чуточку грустные.
С трудом заставила себя отвести взгляд от глаз. Русый. Немножко лохматый. Уши... совсем капельку торчат, что ж ты врал? Высокий, и не производит впечатление тощего. От фигуры ощущение стремительности и гибкости. Как гепард, готовый в любую секунду сорваться с места
Они смотрели друг на друга и молчали. Это длилось.... Наверное, долго. И молчание первым нарушил он.
– Я...
– Кир прокашлялся.
– Я рад, что с тобой... все в порядке.
Магия глаз цвета осеннего неба отпускала медленно и неохотно. Но кое-что важное Катя поняла почти сразу. Выдохнула шумно.
– Папа?
– и, скорее не вопросительно, а утвердительно уже.
– Конечно папа, кто же еще!
– Да, - Кирилл говорил все там же, так запомнившимся, так гипнотически действовавшим на нее спокойным голосом.
– Я разговаривал с Дмитрием Ивановичем.
– Мой отец очень любит вмешиваться во все!
– Катя поняла, что сердится по тому, как громко, в отличие от Кира, звучал ее голос. Но как тут не сердиться?!
– Он всегда и во все вмешивается! Даже в то, во что ему вмешиваться категорически нельзя!
– Кать...
– она почувствовала, как ее локтя коснулась его рука. И остро вдруг захотелось, чтобы обнял. Как там.
– Давай сядем и поговорим.
Они сели. Скамейка, аллея. Готовая мизансцена. Откуда вот только?
– Ты извини моего отца, пожалуйста, - Катя нервно сцепила руки на колене. Смотреть на Кира она не могла. Слишком велико искушение кинуться ему на шею. Совершенно непоследовательно.
– Он искренне считает, что делает как лучше.
8.2
Кир молчал. Он боялся смотреть на Катю. Ее лицо, вся фигура, вся она - напрочь лишала его способности соображать. А ведь он собирался. Он же готовился... Он же даже слова сочинил...
– Кать...
– вздохнул так, что
– Я так понимаю, нам все равно есть что обсудить.
Катя обхватила себя руками. Изображать гордость и неприступность смысла нет. И сил нет.
– Да, - ответила тихо. И более не нашла, что добавить. Разглядывала нитку из шва на кроссовке.
– Слушай...
– еще один глубокий вздох.
– Если так получилось, что... у нас будет ... ребенок... то я...
– хреново он подготовился, слова не идут вообще! Хочется просто припасть губами к пшеничной макушке, обхватить девичий стан руками и ничего... ничего!.. ничего-ничего... вообще ничего не говорить!
– В общем, я хочу, чтобы все было правильно.
– Правильно?
– Катя вскинула на него свои невозможные глаза. Он тут же чуть не умер.
– Правильно, - кивнул через силу и отвел взгляд.
– У ребенка должен быть отец. В документах. И вообще...
– Кир не мог объяснить, что имеет в виду. Не понимал. Сам не понимал. Но надо говорить.
– Я сделаю все, что полагается.
– А что полагается?
– Катя отвела взгляд, уставилась на клен по соседству. Лучше думаться от этого не стало.
– Ну, я...
– куда делось его фирменное красноречие?! Выпестованное, выученное, отработанное?!
– Я хочу стать своему ребенку настоящим отцом.
Боже, убавьте кто-нибудь пафос!
Отцом он хочет быть, надо же! Какое благородство! Ну а чего еще ждать от потомственного со времен Петра I дипломата?! Голубая кровь, благородство из ушей лезет!
– Отлично, - услышала Катя словно со стороны свой ровный голос.
– Тогда мне от тебя кое-что нужно.
– Что?
– Анализ крови и флюорография.
– Чего?!
– он был в самом деле ошарашен. А вот так. Вы к нам с благородством, а мы у вас крови выцедим.
– Да, мы дошли до таких степеней знакомства, как рентгеновские снимки, - усмехнулась Катя. Она не видела со стороны, но усмешка вышла грустной.
– А анализ крови нужен на резус-фактор.
Кир смотрел на нее все тем же непонимающим взглядом. Интересно, у их ребенка будут такие же нереальные глаза?
– Резус - что?
– Бывают два вида резус фактора крови человека, - Катя представила себе, что читает лекцию.
– Положительный и отрицательный. У меня отрицательный. Если у ребенка будет вдруг положительный - скажем, от тебя - то возможен резус-конфликт.
Слово «конфликт» Кир понимал очень хорошо. И даже способность соображать временно активизировалась.
– Это опасно для здоровья? Твоего? Ребенка?
– Потенциально опасно, да, - разговор на понятные темы немного успокоил.
– И о таком лучше знать заранее. Ты знаешь, какой у тебя резус?
– Понятия не имею. Но я сдам анализ, обязательно!
И куда вам столько благородства, господин Коробейников?
– Отлично, - кивнула и встала.
– Я тебе сделаю направления. А теперь мне пора.
– Катя, подожди!
– Извини, - головой она дернула излишне резко. Но уж как получилось.
– Я очень спешу.
Уходила она быстро, почти бегом. Шагов за спиной не услышала.