Когда господствует серость
Шрифт:
Гле возмущённо орала "Какого рожна?! " и экстренно искала лично Хермера Пеммера. С перекошенным лицом она стучала кулаками – вредная привычка, пришедшая ещё с детства. Когда-то давно она придумала движения для примитивного танца, который, конечно, стыдно в приличном обществе показывать. Одним из движений был удар кулаком о кулак. Постепенно танец забылся, а движение осталось. Теперь оно визуально усиливало гнев Гле. Но она старалась сдерживать себя, не стучать кулаками на публике. Иногда не выходило.
Зомре пытался её успокоить, говоря, что приют сильно пострадал в ходе боёв, девочек перевезли в более удобное для жизни место, но Гле ответила:
– Не неси чушь! Пусть Пеммер мне
Крича проклятия всем, Гле продолжила искать Хермера Пеммера.
Гле увидела Хермера издалека. Он стоял у выхода замка с торжествующим видом, если не считать некоторой его нервности. На небольшом расстоянии от себя Гле увидела уже разоружённых лиц, которым гарантировалась дополнительная охрана – целое подразделение, по численности превосходящее охраняемых пленных офицеров. Охрана прежде всего была нужна не для пресечения побега, а для того, чтобы защитить высокопоставленных роялистов от различных попыток мести от своих и чужих: многие роялисты, находившиеся в замке, считали происходящее предательством (позже будет найдены трупы самоубившихся из идеологических чувств), кроме того, к некоторым роялистским командирам республиканцы испытывали не очень тёплые чувства.
Среди них Гле увидела нескольких людей, которых она ненавидела больше жизни. Это были Дире Йорхем, который мог ей помочь с получением образования в Лочан, но отказался (кроме того, её ужаснуло количество расстрелянных по его приказу, хотя отказ помочь для Гле значил больше, чем убийство в том числе её единомышленников), Крун Датта, который её принуждал к сексу и избивал для удовольствия, Эвер Кюнн, который её оскорбил за факт преступления против долга, за то, что она посмела добровольно торговать в том числе своим телом. Гле хотела, глядя в его глаза, полные страха и злобы ко всем, включая прежде всего его самого, вернуть претензии, ведь король запретил сдаваться, заявив, что это трусость и преступление против долга. Зомре, чуя что-то неладное, шепнул Гле: “Успокойся, не надо”. Но злоба, вызванная раздражающими лицами и особенно информацией о пропаже девочек, оказалась сильнее. Она превратилась из чувства в действие. Гле выстрелила из револьвера в Дире Йорхема. Остальные захваченные начали разбегаться, насколько позволила охрана, а Усни Лекмер командир подразделения, охранявшего роялистов, дал приказ арестовать стрелявшую, во всю прыть понёсся тоже её обезвреживать. Хермер Пеммер в этот момент решил, что на всякий случай лучше слиться со стеной и убедить всех, включая себя, в своём несуществовании. Зомре старался делать невозмутимый вид, а Гле вместо того, чтобы бежать, продолжила стрелять. Бегущий Усни, а также его подчинённые закрывали обзор, так что Гле только ранила Эвера, затем она выстрелила туда, где вроде бы должен быть Крун Датта. Но когда Усни был уже рядом с Гле, она увидела, что мёртвый на земле лежит маленький Гуниц, а не его отец Крун. Также она моментально поняла, что Эвер ещё жив, он лежит на земле, затыкая себе рот, чтобы не закричать и не показаться ещё более слабым в глазах врагов. Она было решила данную ошибку исправить, начав двигать руку в сторону Эвера, но Усни выбил револьвер из рук.
Гле и Зомре схватили, Усни крикнул стрелявшей: "Ты совсем долбанулась?!" Гле пыталась кричать что-то про девочек, всем вокруг это казалось безумными воплями, не имеющими реального значения.
Тут Хермер Пеммер устал притворяться стеной и подбежал к арестованным Гле и Зомре. Вообще, на маленького Гуница Датту было Хермеру безразлично, хотя его убийство могло стать основой для роялистской пропаганды. Вот убийство Дире Йорхема было Хермеру весьма досадным, так как Хермер планировал использовать в пропаганде этого высокопоставленного
К тому же Эверу сочувствием проникся и Усни, но Усни было по-человечески жалко и Гуница, а вот Йорхема он совершенно не хотел оплакивать после лицезрения трупов подозрительных лиц. Среди расстрелянных за республиканские взгляды были и прыщавые студенты, и усталые домохозяйки, и дряхлые старики.
Хермер приказал отпустить Зомре (он не стрелял), затем крикнул Гле:
– Дура, я обещал им жизнь.
На что был ответ:
– А я её обещала маленьк…
Гле не договорила, поскольку Хермер приказал заткнуть её рот.
Хермер спросил имя человека, спасшего роялистам жизнь, а ему, возможно, – задницу. Усни представился.
Хермер обещал повысить Усни, а сам стал задумываться, что теперь ему, коли желает выборы выиграть, надо теперь по всей строгости наказать Кантроне. Ну и, конечно, оказать помощь Эверу или хотя бы сделать вид оказания помощи. Большей, чем кусок своего рукава, которым чисто по своей инициативе Усни перевязал Эвера.
На ускоренном суде Гле стояла с тряпкой во рту. Именно там и было зачитано: "Гeлле Кантронович за военные преступления приговаривается к немедленному расстрелу, приговор обжалованию не подлежит".
Хермер хотел, чтобы видели все, что республиканцы не поощряют военные преступления, поэтому казнь должна была быть публичной. К стенке, у которой стояли солдаты, Гле шла, эпатируя настолько, насколько это возможно человеку с завязанными руками и заткнутым ртом: прыгала вбок, мотала головой, дрыгала ногами. Она принципиально не плакала, хотя ей было страшно. “Я принадлежу революции от и до, поэтому мои веки могут быть влажными только из-за дождя,” – таковы были её убеждения.
Пока Гле шла к стенке, она задумалась, так ли неправильно она поступила, а затем решила для себя: гуманизм – это буржуазный предрассудок.
Перед тем, как на её голову должен был быть надет мешок, увидела она одного из людей, которые должны её расстреливать. Это был мужчина с детлистской нашивкой, но из пеммеристского подразделения. Его звали Рудкен Фрим. Он радовался перспективе, что убьёт Кантроне. А она думала, что, если уж именем республики её убивают, пусть в этом участвуют наиболее мерзкие люди. Наименее революционные.
На казни присутствовал сам Хермер, он пригласил прессу, даже связанную с его политическими противниками. Он должен был показать борьбу с военными преступлениями максимально наглядно.
Но что-то пошло не совсем так. Вначале раздался крик: “Мы не оцепили место проведения казни!” А затем взору присутствующих открылось сборище людей с оружием.
Это заявился Зомре Векхе со всем отрядом тотальной демократии. Он подошёл прямо рядом к Хермеру Пеммеру. Вначале он заявил, вроде читая по бумажке:
– Расстреляете Бродягу – мы уйдём, растворимся. Попробуйте без нас.
Но Хермер ухмыльнулся:
– Так ли мне нужно сборище бандитов и безумцев вместе с субтильными девочками, набранными чисто чтобы были?
Тогда Зомре покрутил бумажку, после чего Хермер крикнул:
– Нет, что это я, вы нужны. Забирайте свою идиотку. Но без аннулирования приговора.
Гле отвели от стенки, хотя не дали сразу рот и руки развязать.
После этого Зомре съел бумажку. Вариант освобождения без аннулирования он считал допустимым компромиссом.
Все присутствующие не вполне осознавали, что происходит.
Через 15 минут им приказали отбить потерянную республиканцами деревню Дакре, немедленно выдвигаясь в её направлении. Они туда и ушли.