Когда говорит кровь
Шрифт:
–Любой на моем месте сделал бы тоже самое,– растерянно проговорил солдат, не привыкший слышать похвалу от столь высоких командиров.– Вам не за что меня благодарить, господин.
– Есть за что, Скофа. И раз так, я хочу, чтобы ты рассказал мне о себе.
Воин чуть было не остановился от неожиданности. Раньше командиры, да и вообще благородные, никогда им не интересовались. Да и с чего бы им было этого делать? Он был простым солдатом. Таким же, как и десятки тысяч других. К тому же блисом, за которым точно не водилось геройских подвигов.
– Да что вам рассказать господин… боюсь, что особо и нечего. Я же простой солдат из блисов.
– Не надо мяться Скофа. Мне правда интересно, что за человек спас мою жизнь. У тебя же есть прошлое? Вот и расскажи мне о нем.
– Ну, сам я родом из Кэндары, это такой городок немного севернее от Кадифа.
– Это если ехать по Прибрежному тракту?– уточнил полководец.– Я, кажется, останавливался в вашем городе. Если не ошибаюсь, он был чуть на отшибе и со всех сторон окружен оливковыми рощами.
– Все верно господин. Оливок у нас и вправду много. В Кэндаре почти все с ними связано. Город только ими и живет: люди либо растят оливки, либо продают оливки, либо засаливают оливки, либо изготавливают амфоры для оливок, либо жмут из оливок масло. Причем самое разное – у нас и для лампад и ламп сорта есть, и для рабов, и для простолюдинов. А есть и изысканные – с чесноком, тимьяном, розмарином и специями. В Кадифе на такое масло спрос всегда хороший.
– Да, я определенно бывал в вашем городе,– улыбнулся Лико.– Хорошо помню улицы города, словно пропитанные ароматами масла с розмарином и чесноком. Этот запах просто преследовал меня, куда бы я ни шел. От него постоянно хотелось есть. Я все время заходил в таверны, или покупал кефетты у уличных торговцев…
У Скофы заурчал живот при воспоминаниях о главной уличной еде всех тайларских городов. Кефетта – поджаренная на углях пшеничная лепешка, в которую складывали политые маслом и сметаной с чесноком овощи, брынзу, а порою и мясо. Она всегда была большой слабостью всех граждан. На каждой достаточно людной улице в городе, обязательно стояли небольшие жаровни и бочонки торговцев кефеттой, у которых можно было поесть, да ещё и выпить вина, всего за пару авлиев. Вино, правда, приходилось пить прямо у них, так как наливали его в маленькие деревянные чаши прикованные цепочкой к жаровне, но вот кефетту можно было есть и на ходу. Или свернуть в ближайший сад и там насладиться ей сидя в теньке и слушая журчание фонтана.
Жаль, что в походе такое удовольствие было недоступным.
– Кефетты у нас всегда хорошо готовили, это правда. Все потому, что масло мы настаиваем на травах и чесноке, а потом выдерживаем в нем мясо. Вы же, наверное, в «Купеческих дворах» останавливались? Там как раз готовят лучшие кефетты.
– Нет, я гостил усадьбе Рэйтевишей. Но на площади рядом с этой гостиницей бывал.
– Это очень известный и уважаемый род в нашем городе, господин. В Кэндаре им принадлежит почти половина маслобоен, и почти половину мест в колегии, по милости богов, занимают их представители.
– По милости богов? Ты удивляешь меня Скофа. Обычно вы, блисы, предпочитаете поругаться на зажравшихся ларгесов.
– Так-то оно так, господин. Но Рэйтевишей и вправду есть за что любить. Понимаете, они не покупают рабов, а нанимают блисов. Вам-то это трудно понять, но для нас это важно. Раньше, ещё при царях, в нашем городе всем заправляли две семьи крупных рабовладельцев. Не помню, правда, как их звали, но принадлежало им почти все – и рощи, и маслобойни, и гончарные мастерские. А для работы на них привозили рабов. Ну, те растили оливки, давили их, лепили сосуды и горшки, готовили масло. В общем, в городе почти не было работы и блисы его покидали, перебираясь кто куда. Но во времена Убара Алого Солнца эти две семьи чем-то прогневали царя, и он забрал у них все, что они имели. Ну а там что-то купили наши, местные торговцы, что-то богатые палины из столицы, но большая часть досталась Рэйтевишам. Не помню, откуда точно они происходили, но имение свое перенесли к нам и вопреки всем традициям, начали нанимать местных для работ. Ну а потом они ещё и для других владельцев рощ и маслобоен добились рабских квот и поэтому уже пару десятилетий у нас горожане всегда при работе, а Рэйтевишей уважают и поддерживают. Вот и члены моей семьи уже как пару поколений у них работают. Но мне наш фамильный промысел не по душе пришелся – каждый день с ног валишься, зарабатываешь мало, да ещё и бьют, если масло прольешь или работаешь медленно. Так что как только мне пятнадцать лет стукнуло – записался в Первую походную. Ну а там почти сразу оказался в боях под Керой…
– Подожди, ты же сейчас про мятеж «пасынков Рувелии» говоришь?
– Про него самый, господин. Я тогда совсем ещё зеленым юнцом был, толком не научился ничему. Разве что как в строю ходить. А попал сразу на осаду. Пару месяцев мы ковыряли недобитых бунтовщиков как в самой Кере так и в ее окрестностях. И ведь знаете, они не просто за стенами сидели, а постоянно вылазки устраивали, нападали на конвои, обозы. Уж не знаю, где они, спустя три года после окончания мятежа Рувелии такие силы нашли, но войну вели серьез, словно и вправду в победу поверели. Вот только сломали мы их. Да вы про это и без меня знаете.
– Это же было в год моего рождения, Скофа, то есть сейчас тебе, где то тридцать шесть?
– Так и есть, господин. Я в тагме уже двадцать один год и этот поход для меня последний.
– Солидный срок и на год превышающий положенный. И что, за все это время ты так и остался в простых солдатах?
– Так я же из сословия блисов, господин, а нам выше старшего путь заказан. Ну а старший в нашей десятке и так есть.
– И ты не желаешь для себя большего? Порой блисы считают, что жизнь к ним несправедлива.
– Совсем нет, господин. Я так думаю: если порядки существуют столетиями, значит они угодны богам. Да и людям полезны. Зачем против них идти? Вот мятежники-рувелиты хотели отменить сословия и освободить рабов. И что из этого вышло? Пол страны в крови утопили и в зверствах,– он перехватил жердь поудобнее.– Или вот с Ардишами – когда их свергли, то почти четверть века резня шла. А ещё раньше, во времена Союза тайларов, было восстание Квелла. Тоже ведь за справедливость вроде, да в итоге так ослабили страну, что мы чуть провинцией Джасурского царства не стали. И так всякий раз. Так что пусть уж все как есть остается. У каждого в этом мире свое место и своя судьба, господин. А пытаться что-то поменять – лишь богов гневать.
– Для простого блиса ты слишком хорошо знаешь историю, и рассуждаешь почти как философ,– рассмеялся Лико.– Но всегда ли так полезно сохранять текущее? Разве не пошел против традиций Киран Артариш, когда отказался уходить с поста Владыки Союза и затеял войну с Абвеном, объединив всех тайларов под началом единого государства? А Патар Ардиш, прозванный Основателем? Он захватил власть, изгнал джасурских ставленников и провозгласил династию, наплевав на все старые законы. Разве не шел против устоев его правнук, Великолепный Эдо, когда создал новую армию и расширил границы Тайлара в три раза, а потом полностью перестроил государство? Почти все, кого мы теперь чтим и помним, именно тем и занимались, что шли против устоев и меняли мир под себя. Вот смотри, я во главе тридцатитысячной армии и двух тысяч всадников-вулгров, завоевал целую страну. А ведь в меня, кроме моей семьи, почти никто не верил. Все твердили, что поход наш обречен, что мы сгинем или завязнем. А Синклит, как только понял, что я пойду до конца, перестал выделять деньги и прислать подкрепления. Так что войну пришлось вести за счет моей семьи. И все же, я победил и смог доказать, что Тайлар силен и крепок как прежде. Что смута не сломала нас и не лишила жажды власти, как бы этого не хотелось трусам из Синклита. Так что я не могу с тобой согласиться, Скофа. Порой само колесо истории требует от нас идти против установленных порядков.