Когда играют все
Шрифт:
Королевский шут резким движением приблизился к девушке, откинул капюшон с ее головы, вглядывался в лицо почти минуту.
— Но это совсем не «кровавое месиво вместо лица, в котором горят болью непокорные черные глаза», как мне в отчаянии сообщил кум Элан. Да, вы довели своего короля до отчаяния, вам совсем не стыдно, донья Фенелла?
— Нечего было загонять меня в угол.
— О, ее загнали! И чего требовали от несчастной страдалицы? Ее хотели сделать королевой страны. Какое оскорбление!
Фенелла открыла было рот, чтобы ответить, но разъяренного шута оказалось невозможно прервать.
— Вы, когда-нибудь задумывались о том, что король Остарии, тот, от
— Вы очень ошибаетесь, сеньор Адрон, — тихо ответила Фенелла, тронутая проявлением горячей любви. — Вы почти самая важная фигура при королевском дворе. Сядьте. Что вы хотите сказать мне? Вы ведь хотите?
Шут остался стоять. Несколько минут тяжело дышал, успокаиваясь.
— Вы слышали шум на улице? Мимо ваших окон везут доски, а вы знаете, зачем?
— Нет, не знаю, — встревожено ответила девушка.
— На дворцовой площади сооружается эшафот для казни важных государственных преступников. Завтра будут казнены бывший первый советник короля дон Инеас ди Лартега, бывший начальник охраны короля дон Вельидо де Грамейра, несколько менее видных вельмож, два десятка их помощников. Массовая казнь.
— Ужасно, — прошептала Фенелла, опускаясь в кресло, в которое так и не сел королевский шут.
— Да. Все усилия Боэланда по восстановлению Остарии завтра полетят коту под хвост, — жестко продолжил Адрон. — Массовой казни не простят прогрессоры, как бы слабы они сейчас ни были. Казни своих соратников не простит, назовем его настоящим именем, принц Гай. Боэланд обречен. После этой казни его наверняка обвинят в том, что в нем проснулась дурная наследственность его отца. И они будут правы.
— Что вы такое говорите, сеньор Адрон? — потрясено проговорила Фенелла.
— А вы что думали?! Он сын своего отца. Но он так хорошо держался. Элан практически все сделал для восстановления своей страны. Принц Гай придет на все готовое. Предательство приближенных лиц и ваш кровавый ответ на его вполне благородное предложение вашего короля подкосили.
Маленький человек, сверкая глазами и сжимая пальцы в кулаки, смотрел на ошеломленную девушку и снова пытался успокоиться.
— Он меня больше не слышит. Не слышит. А я точно знаю, что в последнее время и дон ди Лартега и, тем более, дон де Грамейра пришли к выводу, что Боэланд будет лучшим правителем, чем тесно связанный с Борифатом принц Гай. Я две недели провел в допросных… И я вижу, правду ли мне говорят, даже без всяких пыток. А они говорили… Те вельможи, которых завтра казнят по приказу Боэланда, любят свою страну. Они, как оказалось, строили планы посадить дона Гая на престол еще до того, как поняли, что молодой король Боэланд — прекрасный правитель своей страны. Любезно подкинутые владетелем Борифата письма уже устарели. Он ведь тоже хитрый, владетель Борифата, и заинтересован в ослаблении Остарии. Заодно и Альнард под шумок обратно к рукам приберет. Еще бы месяц назад Элан сумел бы ради пользы страны закрыть глаза на тесные связи своего ближайшего окружения с принцем Гаем. Он сумел бы даже простить попустительство, приведшее к убийству его сына. Ну отправил бы де Грамейру с ди Лартегой в ссылку… Тем более, что окончательное решение приняла сама Марика. Если бы ей помешали в тот раз, она
— Чего вы от меня хотите? Чем я могу помочь?
— Вернитесь к королю, донья Фенелла. Кум Элан по-настоящему сердечно, тепло к вам привязался. И он страшно казнит себя за то, что вынудил вас искалечить себя. Мне достаточно пообещать ему, что вы вернетесь, и я смогу достучаться до его разума.
— Я ведь никогда не буду прежней.
— Пусть! Но ваши раны неплохо заживают. Кажется, не останется даже шрамов. Пусть вы не будете такой же прекрасной, как раньше, но и отталкивающе уродливой вы тоже не станете. Вернитесь. Ему нужна ваша поддержка.
— Хорошо, я вернусь, — ответила взволнованная девушка. — Вылечусь через несколько недель и вернусь. Так и передайте его величеству.
Шут бросился перед ней на колени, поцеловал ей руку и, не сказав больше ни слова, выбежал из комнаты. Через несколько секунд внизу хлопнула входная дверь.
— Как я понимаю, обо мне лучше не говорить, — сказал Сид с такой горечью, с какой он давно не говорил с Фенеллой. — Интересы страны куда важнее моих. Сердце короля куда драгоценнее моего.
— Нет, ты не понял, — Фенелла вскочила, подошла к своему жениху, положила руки ему на плечи, опустив голову так, чтобы он не видел ее изуродованного лица. — Адрон говорил о сердечной привязанности, о чувстве вины, но не о страстной любви. Кажется, вид моей страшной рожи навсегда исцелил душу Боэланда от страсти ко мне. Я вернусь ко двору, чтобы женить короля. Теперь я тоже играю.
— Ох, любимая, — как-то испуганно сказал Сид, видимо, оценив перспективы, и крепко ее обнял.
А после полудня телеги с досками все с тем же грохотом и треском поехали из центра столицы обратно. Его величество отменил строительство эшафотов.
Над Ахеной моросил мелкий зимний дождик, но Фенелла все равно вышла прогуляться по побережью рядом с городом. Ее ожоги зажили, но тонкой кожице, образовавшейся на лице, требовался, по мнению Сида, морской воздух, смешанный со смолистым ароматом соснового леса. Ахена подходила идеально.
Девушка медленно шла вдоль берега моря. Слева на берег накатывали волны вполовину человеческого роста и с грохотом разбивались о каменистый берег, пена шуршала под сапожками неторопливо идущей девушки. Справа в ветках высоких сосен гудел ветер. Фенелла откинула капюшон и осторожно провела рукой по лицу, стирая мелкие капли дождя с кожи. Было совсем не больно, хотя последние недели лечения превратились в настоящие мучения. Сид привязывал девушке руки к кровати, заживающая кожа зудела невыносимо, во сне больная норовила расчесать почти зажившие ожоги. Но и это оказалось позади.
— Постойте, нам все же надо поговорить.
И с этими словами перед одинокой путницей возник человек в плаще, появился из ниоткуда точно так же, как это делала сама Фенелла. Она прижала руку к груди. Не может быть!
— Вы обещали мне разговор. Помните? На рынке Ахены, — незнакомец откинул капюшон, и девушка вгляделась в его лицо. Такой же человек, как и все. Нос картошкой, между прочим. Только глаза странные, светлые из-за льющегося из глубины света.
— Я сейчас ради вас пребываю в низшей, наиболее грубой форме существования, — как и в прошлый раз, речь незнакомца была какой-то механической. — Кто ваши родители? Скажите, очень прошу вас.