Когда магия покидает мир
Шрифт:
Ангуса эта устойчивость к внушению удивила безмерно, он бровями дёрнул, отпуская мальчишку. Отвернулся.
Постоял немного в раздумчивом молчании, растирая пальцы, которыми только что держал мальчишку. Когда он в сознании, сила, загнанная в тесную оболочку тела, ощущается прямо-таки жаром. Когда эта сила, наконец, получит выход при обращении, он сможет почти всё, что может быть дано магу. Любое заклинание, вплоть до метаморфоза. Даже внушение на него не действует, хотя ему поддаются все маги, с какими хоть когда-нибудь сталкивался Ангус. И люди тоже попадают под это влияние, даже ещё
Правда, был в жизни Ангуса один человек, вернее, одна. Она, как и этот мальчишка, была устойчива к зачарованию. Но где она теперь? В мире живых её нет уже давно.
Плохо дело. Как его тогда заставлять? Если без внушения, одними уговорами или силой, можно долго провозиться. Ну, раз так, не будем зря терять время.
Ангус снова повернулся к распятому на кресте Эйнарду, прежде чем сдёрнуть вниз повязку, предупредил:
– Сделаешь глупость – ударю!
Отдышавшись и откашлявшись, Эйнард выкрикнул сердито:
– Это шутка такая, да? Не надо думать, что я…
Ангус не дал договорить, да ему и не интересно было слушать эти глупые, детские угрозы. Пальцами взялся за стянутую вниз повязку, накручивая, так натянул, что мальчишка захрипел и заткнулся.
– Я, кажется, предупреждал тебя, чтоб ты вёл себя тихо. Или ты хочешь, чтобы я снова тебя заткнул?
– Какого чёрта тебе нужно? – сипло откашлявшись, огрызнулся Эйнард. – У меня нет ничего… И где Мэйвин, я не знаю…
– А ты позови! – Ангус голову к правому плечу склонил с выжидательной улыбкой. – Ты же можешь… Ты ученик…
– Ты тоже! И что? Сам зови! Мне и без него неплохо было…
Ангус рассмеялся, бесстрашие этого малолетки его забавляло. Он что, думает – это всё шутка, игра какая-то? Что это всё несерьёзно?
– Зови Мэйвина! – снова повторил приказ Ангус. – Я ведь всё равно тебя заставлю… Ко мне он не придёт, он знает, что мне от него нужно, а вот за тобой, мой хороший… за тобой он бегом побежит.
– Не побежит! – хмурясь и покусывая губы, чуть слышно выдохнул Эйнард. – Его и в городе-то уже, наверно, нет…
– Не надо врать, я его чувствую. Хоть ты и мешаешь мне сильно, но Мэйвина я хорошо чувствую. Он последний маг в городе остался, вашего дружка вздёрнули сегодня. Как бродягу или вора! Тупая смерть для мага, правда же? – Ангус рассмеялся, видя, как реагирует на его слова мальчишка. – А я, представь себе, рядом был. Он же только от вас отгородился. А я всё чувствовал. И как его били, и как допрашивали, и как вешали – тоже!
– Урод! – прошептал Эйнард, скривившись, отвёл глаза. – Ты мог бы помочь ему… спасти его…
– Спокойнее, мальчик! Речь сейчас совсем не о нём. Мне нужен Мэйвин. Что может быть проще – вызвать своего учителя…
– Он не учитель мне вовсе… Он почти ничему меня не учил… – возразил Эйнард слабым голосом.
Он так устал за этот бесконечный день. Он хотел есть и пить, хотел спать, и ещё он сильно зяб в одной полотняной рубашке. И руки уже совсем занемели от этой проклятой верёвки, даже пальцами не пошевелить. Сколько можно уже издеваться? Что может быть проще, магу найти мага? Сила, сосредоточенная в каждом, поможет. Так нет же! Это кладбище зачем-то, эти угрозы и этот проклятый крест. Когда всё это кончится?
– А разве Мэйвин не говорил, что ему запрещено воспитывать замену? То, что ты с ним, – это подсудное дело. Его убить могут, если узнают. А ты болтаешься за ним всюду…
– Ничего я не болтаюсь! Я даже не знаю, где он сейчас… Я вообще ничего не знаю!
Ангус будто не слышал Эйнарда, глядел на него, улыбаясь, руки держал на широком поясном ремне.
– А мне кажется, я понял, зачем он таскает тебя за собой. Не учит, не обращает и не прогоняет тоже. Даже в таверну он взял тебя с собой… Потому что боялся идти один. – Ангус рассмеялся, откидывая голову, и тут вдруг к Эйнарду приблизился почти вплотную, прошептал тихо-тихо, как секретом страшным поделился: – Ты знаешь, дружок, что твой Мэйвин боится меня? Он всегда меня боялся, ещё когда я был мальчишкой, чуть старше тебя.
А в тебе, мальчик, такой запас. Всего лишь одно прикосновение даёт столько сил…
Ангус подушечками пальцев коснулся щеки Эйнарда, ласкающим движением провёл до самого подбородка.
– Такой хорошенький и такой способный мальчик… такой богатый… такой щедрый…
Эйнард дёрнулся, отстраняясь, но Ангус поймал его за волосы, рванул, выворачивая шею.
– Если я поцелую тебя… как мужчина целует женщину, ты умрёшь, и вся твоя сила перейдёт ко мне. Я снова буду сильным, почти таким же сильным, как и раньше… Мэйвин говорил тебе, что значит «выпить жизнь»? Как бокал вина – одним глотком!
Сухие губы мужчины коснулись щеки Эйнарда, и он дёрнулся так, будто его молнией пронзило от макушки до пят. Холод разлился по всему телу, проникая в сердце. Второго поцелуя Эйнард ждал уже в губы, зажмурился, сжался, втягивая голову в плечи. Но Ангус снова отступил всё с тем же смехом. Ему нравилась эта игра, нравилось видеть страх в глазах мальчишки.
– Боишься меня… – произнёс Ангус с довольной улыбкой. – Сдохнуть боишься или тебе просто не нравится, как я тебя трогаю? Или, может, всё дело в том, что я мужчина, а ты мальчик? Не надо бояться, я не извращенец, дети меня не интересуют. И убивать я тебя тоже не собираюсь. По крайней мере, пока… Ты – приманка для Мэйвина! Чем быстрее он придёт сюда, тем быстрее я отпущу тебя. Всё зависит только от тебя самого.
– Он не придёт!
– Ну, что ж, тогда я убью тебя! Не пропадать же добру. А то, не дай Бог, тебя кто-нибудь другой выпьет. – И Ангус снова поцеловал мальчика, теперь в самый уголок пересохших от страха и от жажды губ. А потом отвернулся, точно всякий интерес потерял.
Где-то ухал филин, и свежий ночной ветерок поднялся. Деревья глухо шептались, и раскинутые тени от крестов, перекрещиваясь друг с другом, падали на могилы и на затянутые травой дорожки.
Ангус слушал ночь, стоя к Эйнарду спиной. Он-то мог ждать хоть до утра, он был в тёплом плаще, и у него была цель: дождаться Мэйвина. Но Эйнард знал, что Мэйвин не придёт. После всего, что было днём, он не бросится ни выручать, ни спасать. Да Эйнарду и самому не очень-то хотелось его видеть. Стыдно было и нехорошо на душе. А то так и получается, как он говорил: один остался и тут же вляпался в историю. Самому надо что-то делать, нет смысла чего-то или кого-то ждать.