Когда муж - оборотень...
Шрифт:
— Да какая картошка! Ей жидкого нужно! — Всплеснула руками мать.
— У меня бульон со свежей курочки, горячий еще, есть дома. Как чувствовала, сварила, я принесу! — Сестра бегом рванула из комнаты.
А меня вдруг снова стало колотить и выворачивать. Хотелось в прямом смысле, лезть на стену, чтобы, унять эту сумасшедшую окутавшую меня боль.
У Вадима всегда получалось снимать мою боль. Будь она от месячных, головная или еще какая—то. Когда я рожала, то боли от схваток почти не чувствовала, когда муж был рядом. И сейчас мое подсознание звало
— Вадим! Мне больно! Вадим! Помоги мне! Спаси меня! Забери меня! Вадим!! Кричало не только мое подсознание, но и тело. Во весь голос. До хрипаты и боли.
А потом, я провалилась в тяжелый сон. Мне снилась ночь, костер. Соломенное чучело Марены, что у древних славян считалась богиней смерти, царицей ночи, и загробного навьего мира. Все пили вино, ели черный хлеб, прославляя ее. А потом, принесли ей в жертву здорового быка, прося взамен, здоровья для меня. Потом ходили вокруг меня с факелами, махали здоровым серпом, начитывая заговоры, вырвали клоп волос и сбросили в импровизированную могилу, где уже была кровь и голова быка.
И мне действительно становилась легче. Ушли ломота и боль, прошел жар, неясные, туманные, образы прекратилась, и я уснула крепким сном без сновидений.
Проснулась, я кажется, рано утром либо поздно вечером. От раскатов грома за окном и шума ливня. Было очень темно. Часов в комнате не было. Рядом, на стуле, сидела спящая мама. Мне захотелось в туалет, и я потихонечку встала,
— Ты куда? — Мама резко открыла глаза.
— Мне на двор.
— На ведро сходи, там ливень, простудишься.
Мама поставила рядом ведро и помогла.
— Что еще хочешь, ласточка моя? — Спросила мама, уложив меня.
— Помыться. — Ответила я подумав.
Волосы были очень грязными, голова болела от их тяжести.
— Помыться — это хорошо. Это правильно. — Обрадовалась мать. — Погоди щас, Владу скажу, баньку истопит живенько. Девчонок позову, и помоем тебя как положено. Поправляешься доченька! Все как жрецы сказали, к исходу третьих суток в себя пришла.
Мама просияла и убежала куда—то. Вернулась минут через 15, с куриным бульоном. Я с удовольствием выпила его. Попросила у мамы расческу и зеркало. Выглядела я, не пример лучше. Глаза уже не такие впалые, лицо побелело.
— Красавица моя! — Услышала я знакомый голос.
Подняв глаза, увидела в углу папу, как живого и вздрогнула.
— Прости. Не хотел напугать, — Улыбнулся папа, — Как же я рад, что ты к нам вернулась Маришка. Я с ума сходил, не мог себе простить, что не смог вас защитить, а придя сюда, тебя здесь не нашел. — Грустно улыбнулся он.
— Пап, ты прости, что все так получилось. Я не хотела, — мой голос дрогнул.
— Я знаю, дочка, знаю, — папа добродушно улыбнулся,
— Я боюсь Влада пап, очень! — пожаловалась я.
— Сила женщины, самая великая сила мироздания. И в волке можно разбудить щенка, ласкаю да нежностью.
— Я принадлежу другому волку пап. — Из моих глаз, невольно побежали слезы.
— Положись на волю богов милая, они мудрые, им с высоты виднее, кому с кем быть.
Отец исчез, а мама, стоявшая в комнате, рухнула на лавку.
— Святая ночи царица! Сила! Твоя сила, к тебе вернулась. Слава Чернобогу великому!
Я почувствовала себя уставшей и попросила маму выйти. Просто понежилась в постели под шум дождя. Муж не приходил, и слышно его не было, из чего я сделала вывод, что он не дома. Оставалось надеяться только, что никого не убивает и никому не пакостит. Чем живет община, я пока, что понятия не имела.
Оборотни, тут живут, маги, или простые люди, я понятия не имела, но в любом случае я не собиралась делать ничего, идущего в разрез со своей совестью.
Захотелось размять ноги, я встала, походила по комнате, заглянула в сундук, обнаружила там фотоальбом в винтажном стиле. Достала, села на лавку. Первое же фото, было с нашего венчания. Влад, в белой рубахе с обережной вышивкой и я, в белом сарафане, с венком из полевых цветов, такие красивые, счастливые. Вот на семейных праздниках за столом, вот на Ивана Купалу прыгаем через костер, вот я полю грядки в огороде, вот делаю с детками обережных куколок из тряпочек. Я, что, и здесь была учителем? Вот я с большим животом, до обури счастливая. А вот я, на руках с Ирой! Это совершенно точно она.
— Девочка, моя ты возвращалась ко мне! Но почему же? Почему же снова ушла?
— У вас слишком много грехов мамочка, я забираю вашу тьму.
Появившаяся передо мной девочка, грустно улыбнулась.
А мое сердце зашлось от боли.
— Прости нас милая! Прости!
Слезы душили, я разрыдалась в голос.
Бедная моя девочка! Как же твоя душенька из—за нас дураков страдает, нужно это прекратить! Знать бы как?
— Где ты, Вика? Где ты, любимая?
В мою голову ворвался голос Вадима, но я не успела ответить, в комнату вошла мама с четырьмя девушками.
Одна сестра, другая невестка, жена Гриши, не знаю, откуда, но я это знала, и две жрицы общины.
В бане исполнили ритуал омовения, смывая чужое негативное влияние, порчу болезни, обернули меня на несколько минут в ржаное, соленое тесто, затем пропарили вениками и несколько раз окатили то ледяной, то горячей водой. Читая знакомые мне заговоры. Да, все, что я слышала и видела теперь, казалось мне знакомым.
Мне на глазах становилось легче, я чувствовала, как силы заполняют меня. Это непередаваемое ощущение уверенности, эйфории, желание жить и горы свернуть.
— Улыбаешься! Ты улыбаешься!
Мама засмеялась от счастья и поцеловала меня в щеку, завела на крыльцо дома. А сама спустилась вниз.
— Ты куда мам? Дождь ведь!
— Это нечего! Мы тут рядом живем. О тебе теперь муж позаботиться! Иди в дом, не бойся. Он тебя и так слишком долго ждал.
Мама с девушками поспешили уйти, а меня реально затрясло то ли от страха, то ли от возбуждения.
Мужчина был определенно хорошо собой и, скорее всего, у него как у волка самца, осталась надо мной власть как над его самкой.