Когда мы остаемся одни
Шрифт:
– Правда?!
Янка на шею бабушке бросилась. Своя комната! Да что там! Даже лучше! Это же почти свой дом!
– Тише, тише, бешеная… Зимой сама прибежишь в дом, как замёрзнешь, – проворчала бабушка, освобождаясь от Янкиных объятий. Сделала строгое лицо. – Ты только вот что, Яна, смотри: если этот москвич к тебе полезет…
– Бабушка!
– Ну а что «бабушка»? Ну вот что вы все «бабушка» да «бабушка»! Ты девка видная, а он молодой парень, что тут «бабушка»! Видела я, как он тебя нафотографировал, это ж глаз не оторвать.
Янка захохотала.
– Ну так это
– Ты ещё у нас и скромная, как я погляжу. В общем, смотри. А то быстро в дом вернёшься, а его взашей. Поняла?
– Поняла, – смешливо фыркнула Янка, а сердце билось колоколом.
Так они и стали жить: бабушка, дед, мама с Ростиком в доме, Янка и москвич Глеб в скворечнике. В скворечнике становилось холоднее с каждым днём, особенно когда налетели суровые осенние ветры. Янка спала под двумя одеялами, а обогреватель пододвигала вплотную к кровати.
Тарас уехал, о чём-то особенном договорившись с Глебом. Глеб тоже часто уезжал: в Коктебель, на Меганом, в Малореченское или Алушту. Иногда уезжал даже на несколько дней в Ялту и Симеиз. Янка скучала. Ходила мимо его двери, а когда никто не видел, прислонялась к ней всем телом, прижималась щекой. И думала:
Пусть это будет вечно!Пусть это будет молча!Денно и нощно,Проверено, точно!Пусть это будет случайно,Пусть это будет тайно!Пусть это будет зыбко,Легко, с улыбкой.Пусть это будет тяжко!Пусть это будет сладко!Горько пусть будет и больно!Тесно или раздольно!Хоть как, лишь бы было…Майке она, конечно, все пальцы про него отстучала.
«Ой, Яныч, я так и знала, что ты в какого-нибудь такого влюбишься!»
«В какого?»
«Ну, в необычного… Что тебе наши мальчики? А Рябинин, между прочим, тут за Озарёнок ухлёстывает. Вчера на дискотеке три раза её приглашал!»
Янка целую минуту смотрела на экран компьютера, прежде чем оценить, осмыслить и принять эту новость. Но Майке показывать этого, конечно, было нельзя. Засмеёт. И она набрала:
«Да ты что! А Листовский как же? Не убил его?»
«Да они же расстались. Ещё в начале года».
«Да? Жалко… я в них верила».
«Ну, так и что твой Глеб?»
«Если б мой…»
«Хоть фотку пришли, что ли!»
«Ага, где я возьму-то?»
«Ну, сфотографируй!»
«Чем, Май? Фотик у отца остался, а мы тут и так еле сводим концы с концами, не до фотика, знаешь ли. Даже компьютера нет, я в кафе сижу. Но я попробую. Сама хочу его фотку, а то ведь уедет навсегда…»
От мысли, что скоро уедет и навсегда в свою Москву, у Янки болело сердце.
«Ну почему же навсегда? Может, он каждый год будет приезжать к вам. Знаешь, многие так делают».
«Да, конечно, только ему, наверное, неинтересно будет каждый год. Он ведь фотохудожник, ему новые впечатления нужны. Май! А ты летом ко мне приедешь?»
«А ты к нам?»
«Обязательно!»
«Слушай, ну хоть на телефон сфоткай его, очень хочется посмотреть, кому отдала своё сердце неприступная Ярцева».
«Я что-нибудь придумаю».
Вообще-то Янка уже придумала. Глеб всегда работал под черешней, скидывал и обрабатывал фотографии, так что нужно было просто дождаться, когда он сядет работать, потом захочет, например, в туалет, или просто пройтись, технику он свою не убирает никогда, и можно тогда залезть в комп, наверняка у него свои фотографии тоже есть, ведь не всё время он по ту сторону кадра!
Всё прошло без сучка без задоринки. Он работал, потом встал, потянулся, взял в комнате полотенце и пошёл в душ. Янка дождалась, пока громыхнёт защёлка в ванной, и сбежала по лесенке к ноуту. Папка с фотографиями была открыта. Так… «Зимний Крым», «Феодосия», «Церковь-маяк», «Рыбачье»… Здесь его, конечно, не будет. Ага, вот «День рождения Калмыкова». Янка открыла папку, начала листать. Калмыков оказался рыжим и толстым, бросилась в глаза золотая печатка у него на пальце. Лес, берёзки, шашлыки… И девушки, девушки какие-то, так много, и все обнимаются с Глебом. Янка от досады губу закусила. Наконец нашла, где он один. Вполоборота, серьёзный такой. Янка едва успела скинуть фото на флешку и закрыть папку, как Глеб вышел.
– Ого! – замер он. – Это что за диверсия?
Янка покраснела так, что… В общем, ужасно стало стыдно.
– Я… просто я хотела… Глеб… я хотела скачать свои фотографии. Ну, там, в холмах, когда мы встретились.
– А попросить?
Похоже, он всерьёз разозлился. Янка с вызовом посмотрела ему в лицо. В глазах ещё стояли все эти девушки, красивые, длинноногие, а главное – взрослые и могут его обнимать.
– А я всё удивляюсь, почему ты не просишь фотографии, будто тебе не интересно, – уже совсем другим тоном сказал Глеб. – Флешку давай, скину.
– Обойдусь! – Янка бросилась по лестнице вверх. Ага, как же! Так она и дала ему флешку, чтобы он увидел ЧТО она у него скачала? Да ни за что! Уже открыв дверь в свою комнату, презрительно фыркнула:
– С лёгким паром!
И заметила его недоуменный взгляд. Грохнула дверью.
«Вау! Да он красавчик! Ну, такой весь… харизматичный! Не в моём, правда, вкусе…»
Вот за что Янка любила Майку, так это за то, что у них вкусы на парней не совпадали. Майка тоже это ценила. Говорила, что им дружить безопасно.
«Как вы там?» – Кого она имеет ввиду под «вы», Янка сама не знала. Ну не Рябинина точно. После знакомства с Глебом любить Рябинина было просто смешно.
«Ой! У нас такая физручка пришла!» «КТО?»
«Ну, физру ведёт, вместо Олега Петровича. Закачаешься! Красотка, ну вот я прямо не знаю! И такая прикольная, всё время хохочет с нами, будто не урок, а вечеринка. Мальчики у нас вообще теперь с начала года ни одного урока не пропустили. Да и девчонки тоже».
«И ты?» – Майка физкультуру терпеть не могла.