Когда мы покинули Кубу

Клитон Шанель

– Это действительно так плохо, как все говорят? – Тон моего собеседника стал почти невыносимо мягким.

– Хуже.

– Не могу себе такого вообразить.

– Конечно. Вы не представляете, как вам повезло, что вы родились в это время и в этом месте. Если у вас нет свободы, у вас нет ничего.

– И что бы вы посоветовали человеку, чья свобода закончится через несколько минут?

Я усмехаюсь.

– Бежать.

По его лицу пробегает тень улыбки, но он явно не принял мой ответ за чистую монету. Своей способностью видеть не

только фасад он начинает нравиться мне еще больше.

– Ценить каждую оставшуюся секунду, – говорю я.

Мне хочется спросить, как его зовут, однако гордость меня останавливает. Гордость и страх.

Такой роскоши сейчас не место в моей жизни.

Моргнув, я вижу протянутую ладонь.

– Потанцуете со мной?

Я сглатываю, во рту вдруг становится сухо. Я изучающе смотрю на Золотого Мальчика, стараясь не показывать, что сердце в груди грохочет, а рука так и тянется к нему.

– Почему-то ваши слова звучат скорее как вызов, чем как приглашение.

На пустой балкон просачивается музыка – слабый фон вечеринки.

– Разрешите пригласить вас на танец, Беатрис Перес – девушка, целующая революционеров и похищающая сердца.

То, что он так неумеренно любезен, очень даже нравится мне. Я качаю головой, на моих губах играет улыбка.

– Об украденных сердцах я ничего не говорила.

Он улыбается мне в ответ, и я чуть не зажмуриваюсь, как от яркого электрического света.

– Зато я говорю.

Разве у меня может быть хоть какой-то шанс?

Он делает шаг вперед, снова уничтожив расстояние между нами. Мои ноздри улавливают аромат одеколона, глаза оказываются на уровне белоснежного треугольника рубашки. Его ладонь ложится на мою талию, и сквозь ткань платья я ощущаю тепло. Другой рукой он берет мою руку, наши пальцы переплетаются.

Следуя за ним в танце, я чувствую, как сердце переворачивается в груди. Двигается он естественно и уверенно, что неудивительно. Мы не разговариваем, но это и не нужно. Слова показались бы слишком поверхностными и недостаточно интимными по сравнению с тем разговором, который ведут наши тела, шурша одеждой и заставляя кожу ощущать следы легчайших прикосновений.

Если ты коллекционируешь предложения руки и сердца, все считают тебя кокеткой. Когда-то давно я, может, и правда кокетничала; сейчас это кажется мне неестественным. Я нахожусь на полпути между девушкой, которой была, и женщиной, которой хочу стать.

Песня заканчивается, тут же начинается другая. Наш танец, рождавший ощущение бесконечности, закончился в мгновение ока. Партнер отстранился от меня, слегка подняв и тут же опустив плечи. Я чувствую холодный воздух между нами, моим пальцам не хватает его пальцев. Шок от нашего разделения ощущается удивительно остро.

Я смотрю ему в глаза, готовясь отразить атаку предстоящего флирта. Наверное, сейчас Золотой Мальчик пригласит меня на обед или ужин, скажет, что я превосходно танцую, в его взгляде будет ощущаться жар. Романтические связи мне сейчас не нужны, хотя на какое-то время связать себя с этим мужчиной было бы, наверное, очень приятно.

– Спасибо за танец, – улыбается он и уходит.

Я смотрю ему вслед, уверенная, что он обернется.

Но он не оборачивается.

К моему удивлению, он исчезает в бальном зале, возвращаясь в мир, где ему, очевидно, и место. Проходит несколько минут, прежде чем я тоже нахожу в себе силы, чтобы вернуться под яркие люстры, к не менее блистательному обществу.

Вот я вошла. Изабелла стоит в сторонке. Элизы не видно. Когда я спрашиваю, где она, Изабелла отвечает:

– Поехала домой. Ей стало нехорошо.

К нам подходит один из официантов, обносящих гостей шампанским. По залу пробегает шепот. Заслоняя рты руками, все повторяют чьи-то имена. Это затишье перед сенсацией.

Мне любопытно узнать, какая сплетня так заинтересовала собравшихся, и я нахожу в толпе Золотого Мальчика, чтобы…

Он стоит рядом с оркестром. С ним пожилая пара и еще какая-то женщина.

Вот это да!

Искать у нее недостатки не стоит: это бессмысленно и окажется не в мою пользу. Ее предки явно приплыли в Америку на огромном корабле в числе первых поселенцев, ее светлые волосы и тонкие черты лица идеально дополняют внешность Золотого Мальчика. Платье на ней – последний писк моды, а бриллианты точно не фальшивка. На губах милая улыбка.

Почему бы ей не улыбаться?

Вместе со всеми я поднимаю бокал за счастливую пару: отец невесты только что объявил о помолвке дочери с Николасом Рэндольфом Престоном III. Он не просто один из Престонов, он тот самый Престон – сенатор, который, по слухам, однажды может стать президентом.

Наши взгляды встречаются. Я должна была за милю почуять, кто он такой!

Все в жизни в конечном счете подчиняется времени: в декабре 1958 года твой мир – это вечеринки и магазины, 1 января 1959 года – это солдаты, ружья и смерть. Ты встречаешь на балконе мужчину и на секунду забываешься, но тебе тут же напоминают о том, как переменчива судьба.

Я осушаю бокал шампанского одним махом, хотя это не совсем подобает леди.

А потом я вижу его — того, ради кого сюда пришла, – и все остальное перестает для меня что-либо значить.

В отличие от Николаса Престона этот человек маленький и толстый. Его нос выглядел бы уместнее на более крупном лице, на макушке наметилась лысина. Смокинг он носит так, будто вот-вот задохнется. Как мне удалось выяснить, на подобные вечеринки его приглашают только по одной причине: здешние благотворители обожают его жену, чья девичья фамилия передается по залу почтительным шепотом. А он сам, муж, явно предпочитает держаться в тени. Все в нем подтверждает те сведения, которые я получила: это человек, который не побоится, если надо, закатать рукава и испачкать руки. Ему нравится двигать сильных мира сего, как пешки по шахматной доске.