Когда мы встретились

Шталь Шей

Что-то в глубине моей души продолжает кричать на меня. Почему мой внутренний голос молчал, когда я ела эти сомнительные суши на заправке, а позже думала, что мой желудок разорвется на части, и мне пришлось звонить врачу, чтобы спросить, возможно ли это на самом деле. Про мои навыки чтения дорожных карт вы уже знаете, в школе я не обращала на это внимания. Так что вы можете увидеть, как я попала в такую ситуацию.

Такое впечатление, что стерва Вселенная дала мне пощёчину и заставила того оленя скакать перед моей машиной.

Глубоко

вдохнув, открываю дверь и вижу две пары любопытных глаз, которые пристально смотрят на меня.

— Привет! — говорит Кэмдин, улыбаясь таким образом, будто видела, как прошлой ночью я целовала ее папу.

Машу рукой.

— Доброе утро.

Сев разглядывает меня, её светлые локоны в беспорядке.

— Я хочу пи-пи, — говорит малышка сонным голосом, проходя мимо меня в ванную комнату. Без чьей-либо помощи, она сбрасывает пижамные штаны и садится на унитаз, уставившись на стену.

Кэмдин закатывает глаза, хватает меня за руку и держит её, не отпуская, будто мы лучшие подруги. Вчера большую часть дня мы вместе разукрашивали.

— Где мой папочка?

— Он работает с твоим дядей Морганом.

Кэмдин кивает, словно это была проверка, а затем тянет меня за руку, ведя по коридору. Я оглядываюсь через плечо и вижу, как Сев разворачивает что-то похожее на рулон туалетной бумаги.

— Ты присматриваешь за нами? Где бабуля Ли?

— Да, я сказала, что присмотрю за вами. Все в порядке? — Она кивает, и я указываю на Сев через плечо, так как Кэмдин продолжает куда-то тащить меня. — Ей нужна помощь?

— Нет.

На кухне Кэмдин передвигает стул с кухонного островка к шкафу и встает на него. Нервно за ней наблюдаю, размышляя, в какой момент могу поинтересоваться, что она делает. Когда я была маленькой, то даже не знала, что было в наших шкафах. Всем этим занималась моя няня. Встав на цыпочки, Кэмдин берет коробку и бросает ее через плечо, опасно балансируя на краю кухонной столешнице, и у меня чуть не случается сердечный приступ.

Пытаюсь поймать коробку, которую бросает Кэмдин, но меня больше беспокоит, что я не должна ей позволять делать такие вещи. Мой опыт присмотра за детьми заключается в том, чтобы убирать за пьяными людьми и покупать презервативы посреди ночи. Или умолять врача назначить антибиотики без осмотра пациента из-за сомнительной сыпи, о которой тот самый больной не хочет, чтобы кто-либо знал.

Эти девочки практически младенцы, и Бэррон оставил меня с ними наедине. В этот момент, я на самом деле начинаю сомневаться в его здравом уме, потому что, это же очевидно.

— Ты любишь панкейки? — спрашивает Кэмдин, грациозно спрыгивая со стула на пол.

Я улыбаюсь, чувствуя облегчение от того, что её крошечное тело больше не балансирует на краю столешницы.

— А кто не любит?

Кэмдин указывает на плиту, вытаскивая пижамные штаны из своей задницы.

— Ты можешь включить эту штуку?

— Плиту?

—

Ага.

Сев держит в руках смесь для приготовления панкейков.

— Мы хотим, чтобы ты пЛиготовила это.

Беру у Сев коробку и замечаю, что у неё на лице что-то похожее на крапивницу или ветрянку.

— Что случилось? — Потрясающе. Я наедине с девочками пять минут, и Сев уже плохо? Что я скажу Бэррону?

— У меня крапивница, — говорит мне Сев, почесывая свои руки.

— Правда? Это нормально? Пожалуйста, скажи мне, что это нормально.

— Да, иногда такое бывает. — Кэмдин указывает пальцем на шкаф у раковины. — Папа дает Сев лекарства от аллергии.

— Наверное, я не должна сама давать ей лекарства. — Становлюсь на колени рядом с Сев и рассматриваю ее руки и лицо, провожу кончиками пальцев по появившейся сыпи. — Эти пятна чешутся?

— Нет, — говорит Сев, почесывая руки. — Можно мне сейчас панТейТи?

— Панкейки, — исправляет Кэмдин, открывая дверцу холодильника, она достает оттуда, как я думаю, остальные ингредиенты для панкейков: молоко, масло и яйца, которые сразу роняет. Кэмдин угрюмо смотрит на беспорядок, пытаясь поставить молоко на столешницу.

— Блин.

Подхожу к ней, ставлю молоко подальше от края и поднимаю яйца с пола. Некоторые из них еще можно спасти.

— Ты уверена, что с тобой все в порядке? — спрашиваю Сев.

Сев пристально смотрит на меня, её красивые голубые глаза широко раскрыты.

— Мой кролик чешется.

— Кролик? — У них есть еще одно животное, которого я не видела?

— Она имеет в виду свою задницу. — Кэмдин захлопывает дверцу холодильника. Он грохочет из-за пивных бутылок, которые находятся внутри.

— Ох. Эм-м-м. — И прежде чем успеваю помочь Сев, она садится на пол и начинает ерзать, эффектно чеша своего кролика, словно собака.

— Мне нужна помощь, — говорит Кэмдин, кряхтя, пытаясь поставить яйца и молоко на кухонную столешницу.

— Стой там! — подхожу к Кэмдин, и мы вместе готовим панкейки. В то время, когда мы едим, девочки дурачатся — нюхают сироп, хихикают над котом, который стоит на двух лапах, в общем, сходят с ума, и я понимаю, что это лучшее утро, которое у меня было за последние годы. Девочки такие невинные и хорошенькие. Наивные. И так не похожи на свою мать. Я уверена, что все свои лучшие черты они взяли от Бэррона.

После завтрака девочки одеваются и подходят ко мне.

— Тебе нравятся козы?

— Какие козы? — выгибаю бровь. — Вы имеете в виду настоящую козу?

Девочки уставились друг на друга. Сев пожимает плечами, пытаясь надеть вязаную шапочку на голову. Кэмдин хмурит брови. Может быть, она думает о том, что должна помочь своей сестре, или спрашивает себя, почему я не знаю, что такое коза. Или все вместе.

— Ага?

Киваю.

— Конечно, я бы хотела увидеть козу. Они дружелюбны?