Когда наши миры сталкиваются
Шрифт:
Как только остаюсь одна, достаю наушники и листаю свой плейлист, пока не нахожу то, что ищу. Он меняется почти каждый раз, когда я выступаю. Мне было десять, когда я начала так делать. Тогда я слушала N'Sync на моем Discman'е. Увеличиваю громкость на максимум. 30 Seconds to Mars «Attack» играют в наушниках, и я инстинктивно начинаю расслабляться. В эти несколько мгновений перед выходом на сцену, это именно то, что мне нужно. Когда закрываю глаза и слушаю музыку, по коже пробегают мурашки. Я знаю, что рождена танцевать. Это чувство проникает глубоко в мои кости едва начинает играть музыка. Позволяю каждому страху и неуверенности отойти в сторону,
— Кеннеди, пора, — оглушающе стучит Уильям, выкрикивая распоряжение за дверью.
Бросаю свой Айпад в сумку, чтобы открыть дверь. Уилл стоит напротив стены и ждет, явно раздраженный мой медлительностью.
— Я увлеклась. Прости.
— Все нормально. Сегодня аншлаг.
Уильям провожает меня к сцене.
Вайолет права. Уильям очарователен, в своем чудном смысле. Он, скорее всего, пойдет в колледж, и станет чудаковатым красавчиком. Такие парни поздно расцветают, лишь к тому времени, когда идут на вручении дипломов в колледже.
Я стою между занавесями, занимая свое место на сцене и ожидаю, когда их раздвинут. Пол из красного дерева скрипит, когда выхожу из своего укрытия, изо всех сил стараясь не сбежать при виде гаснущих огней. Стоя в темноте, слышу тихое перешептывание толпы. Оно усиливает волнение, которое, как я думала, ушло. Занавеси начинают раздвигаться, и на долю секунды мне хочется вернуться в раздевалку и спрятаться. Побег со сцены выглядит лучше, чем унижение. Свет двигается по спирали надо мной, оставляя меня в мягком желтом свечении.
Именно тогда я вижу его.
Не понимая, почему вообще смотрю на него. Он не единственный человек в зале на кого можно смотреть, пока жду, когда начнет играть музыка. Грэм сидит с теми же парнями, которые всегда, кажется, окружают его в надежде стать частью того, кто он есть. Я не знаю их имен. Я не хочу знать их имена. Рядом с ним Аманда, его «девушка». Ну, по крайней мере, пока его девушка. Все знают, что у его «отношений» нет ни единого чертового шанса на долгое существование. По крайней мере, ни одни из его предыдущих, которые я имела удовольствие лицезреть в коридоре, не продлились долго. Тоска, разбитые сердца подростков всегда находятся на обозрении. Девушки плачут, умоляя его не делать «этого» – чем бы «это» ни было. Грэм всегда кажется отстраненным и равнодушным к их слезам. Он холоден и бессердечен, не привязывается к тому, что его окружает.
Внезапно, стоя на сцене, чувствую себя уязвимой. Я замечаю, что Грэм смотрит на меня, и это чувство усиливается, только чтобы исчезнуть так же быстро, как и появилось. Оно просто... улетучивается, и теперь я не могу оторвать от него глаз. Он тоже это знает.
Он только что подмигнул мне?
Тело предает меня, и жар подбирается к щекам. Клянусь, сейчас мои розовые, цвета неловкости, щеки можно увидеть из космоса. Когда в зале начинает играть музыка, ловлю Грэма на том, что он смотрит на меня с интересом в глазах, подавшись вперед на кресле. Его губы выдают его заинтересованность, когда он приоткрывает их, наблюдая за тем, как я делаю то, что люблю.
Глава 4
Грэм
— Поверить не могу, что мы должны высидеть весь второй акт этого дерьма, —
Аманда убедила его поменяться местами. Сначала я был раздражен, но ты ведь не кусаешь руку, которая тебя кормит. Марк знал, что мне меньше всего хотелось развлекать Аманду. Это объясняет его гребанную ухмылочку, которой он щеголяет. Он знал, что делает, когда соглашался на ее приказы. Считает лучше я, чем он.
Мудак.
Аманда бьет меня по руке.
— Все не так уж плохо, — говорит она защищаясь. Не знаю, почему она вообще захотела сюда прийти. Обычно Аманда ненавидит такие мероприятия. Если она не находится в центре внимания, значит, она не проявляет к этому интерес.
— Да ты издеваешься надо мной, — я закрываю глаза, откидываясь на сиденье. Огни в зрительном зале гаснут, сигнализируя о том, что вот-вот начнется вторая половина, и, надеюсь, она закончится быстрее первой.
Марк сминает программку, которую держит в руках, и бросает ее в меня.
— Кеннеди Конрад – следующая! Разве мы не ходим с ней на обществознание? — он наклоняется вперед, шепча.
Я сажусь немного прямее, когда слышу ее имя. Это сбивает с толку.
— Что она покажет? — спрашиваю я, ни к кому в частности не обращаясь, прежде чем открыть смятую программку и просканировать список участников в поисках ее имени.
Танец? Любопытно.
Красные бархатные занавески раздвигаются, и я вижу стоящий в темноте силуэт, принадлежащий, как я полагаю, Кеннеди. То, что она нервничает видно даже оттуда, где я сижу. Каким-то образом, когда огни начинают медленно освещать сцену, из всех людей в толпе она встречается взглядом со мной. Сначала думаю, что, может быть, ее родители сидят прямо позади меня, но на ее лице распознается узнавание. Она определенно смотрит на меня. Ее глаза полны удивления, будто она пытается что-то решить. Я подмигиваю ей и, клянусь, смог разглядеть, как она покраснела. Может ли Кеннеди быть еще более милой и невинной?
Музыка в зале затухает, огни ярко светят, купая ее в мягком желтом сиянии. На ней облегающие черные штаны, которые я считаю «божьим даром» человеку. Черная майка с блестками выделяется среди насыщенного черного цвета ее наряда. Кеннеди босиком, ее волосы заплетены в свободную косу, несколько прядей обрамляют лицо. Начинает играть «E.T.» Кэти Перри. Немного более вызывающе, чем я ожидал от кого-то вроде нее, но хороший выбор. Песня делает свою работу и приковывает мое внимание.
Кеннеди делает глубокий вдох, а затем выдыхает. Я сижу на своем месте, пытаясь лучше рассмотреть то, что происходит на сцене. Чувствую себя заинтригованным, когда она начинает двигаться по сцене. На секунду проскальзывает мысль что передо мной танцует кто-то другой.
То, как Кеннеди движется, опьяняет. Она выплескивает свои чувства на сцене через движения, становясь полностью беззащитной. Я знаю, что не единственный, кто это заметил. Зал замолкает. Невозможно отвести взгляд от красоты ее движений из страха пропустить хоть секунду.
Начинаю думать, что, возможно, недооценил Кеннеди. Почему она не ходит по коридорам с той уверенностью, что она источает на сцене? У меня такое чувство, что ей это нравится. Ей нравится оставаться незамеченной. Когда танец заканчивается, и музыка смолкает, по выражению лица каждого, кто смотрел на нее, становиться ясно, что этой застенчивой девушке больше не спрятаться. На нее официально приклеен ярлык «замечена всеми», даже мной.