Когда наши миры сталкиваются
Шрифт:
— Это действительно не твое дело. Ты не понимаешь, почему я позволяю этому происходить. Ты ничего в этом не понимаешь. Давай не будем притворяться, что это не так. Твои родители сделают для тебя все, так что, пожалуйста, не притворяйся, что ты можешь представить, каково мне. — Грэм заводит машину и направляется на подъездную дорожку к моему дому. Я молчу не зная, что сказать или что сделать. Я не упускаю из виду то, как он отпускает мою руку, вызывающе включив радио.
— Грэм... — хватаю его за руку, прежде чем он успевает выйти из машины. Он поворачивается
Грэм наблюдает за мной несколько секунд. Он убирает распущенные волосы с моего лица, заправляя их за ухо. Обхватив мое лицо ладонями, наклоняется и дарит мне самый сладкий поцелуй, который только можно себе представить.
— Я знаю и люблю тебя за это, но я в порядке. Так было достаточно долго.
Я снова отпускаю эту тему. Не хочу спорит с Грэмом всю оставшуюся ночь. Он любит закрываться от людей, когда сердится и я не хочу, чтобы он делал это со мной. Когда мы входим внутрь, мои родители сидят за кухонным столом, готовясь к ужину. Очевидно, они передумали уходить сегодня вечером.
— О, Грэм! Я не знала, что ты придешь. Ты останешься на ужин? — мама просит меня взять еще одну тарелку. Грэм смотрит на меня в поисках ответа. Я киваю ему. Небольшое разногласие не испортит остаток вечера.
— Да, мэм, если вы не возражаете, — вежливо, как и всегда с моими родителями, отвечает Грэм.
— Тебе здесь всегда рады. И ты это знаешь, — она улыбается ему.
Моя мать все больше привязывается к Грэму. У нее были свои предположения после того, как она расспрашивала о нем. Каким-то образом ему удалось показать себя ей и моему отцу даже после всего, что они услышали. Было не очень приятно, когда они требовали от меня ответов. Я должна была признать его плохую репутацию.
Ужин проходит легко за простыми разговорами, ничего слишком важного не обсуждается. Это то, что нам с Грэмом нужно после наших сегодняшних разногласий. Когда смотрю на него через стол, как энергично он разговаривает с моим отцом о бейсболе и других «мужских» вещах, я не могу перестать думать о том, что такое ужин в его доме. Неужели его отец потрудится спросить его, как прошел день, прежде чем ударить его по голове? Могут ли они даже просто поужинать, не споря?
Я за миллион миль отсюда, и Грэм это замечает. Он ободряюще улыбается мне.
Перед Грэмом открыт весь мир. У него впереди будущее, полное надежд. Ему мешает его собственный отец, тот, кто должен поддерживать и любить его безоговорочно. Его отец вкладывает сомнения в его голову, а Грэм даже не замечает, как это влияет на него.
После того, как мы моем и вытираем посуду после ужина, я тащу Грэма в свою спальню, чтобы посмотреть фильм. Он садится на середину моей кровати, а я забираюсь к нему на колени. Я хочу ему что-то сказать и надеюсь, что он не попытается отодвинуться от меня, если я поставлю его в отвлекающее положение. Он скользит кончиками пальцев по моим голым бедрам, когда мои шорты
— О чем ты думаешь, малышка? — Грэм нарушает молчание.
Боже, мне нравится, когда он называет меня малышкой. Я наклоняюсь, чтобы поцеловать его. Как только скажу, что у меня на душе, я знаю, что сегодня у меня, вероятно, не будет другого шанса. Он отвечает так же настойчиво. Мне нравится, как он реагирует на подобные мелочи.
— Я собираюсь кое-что сказать, и ты не можешь на меня злиться. Мне просто нужно сказать это, хорошо? Я знаю, что тебе это не понравится, — объясняю я, — но мне все равно.
Грэм приподнимается, садясь спиной к моему изголовью. Я все еще лежу у него на коленях, боясь пошевелиться.
— Хорошо, — ободряюще улыбается он.
— А что, если в какой-то момент твой отец убьет тебя или твою мать? Я знаю, что это не мое дело, но чувствую, что заслужила право беспокоиться за тебя. Это отчасти моя проблема, потому что я люблю тебя и боюсь. Я почти уверена, что видела только светлую сторону всего этого. Я боюсь, что в какой-то момент окажусь рядом, чтобы увидеть худшую часть. — Я провожу рукой по его рукам к шее.
На глаза наворачиваются слезы. Это последнее, чего я хочу. Не хочу, чтобы Грэм думал, что он не способен позаботиться о себе. Грэм обрывает меня прежде, чем я успеваю сказать что-нибудь еще.
— Ты права. Ты видела лишь малую часть всего. Я могу получить удар здесь или пощечину там. Это плохо, но я не думаю, что он когда-нибудь потеряет контроль настолько, что сделает непоправимое, — объясняет Грэм, смахивая слезу с моей щеки. — Я не хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне.
— Это твой секрет, и я понимаю, почему ты не хочешь, чтобы весь город знал, но разве ты никогда не думал о том, чтобы рассказать кому-нибудь?
— Я думал об этом, но скоро все равно уеду в колледж. Тогда это не будет иметь значения.
— И что же тогда остается твоей маме? Я знаю, что ты не сопротивляешься из-за нее. Ты взваливаешь все на свои плечи. Это замечательно, но она скоро останется одна.
— Ты же не думаешь, что я не подумал об этом. Я думал, но... — он отпускает эту мысль.
— Просто знай, что если тебе когда-нибудь что-то понадобится или понадобится рассказать кому-то, я буду более чем счастлива быть в этот момент рядом. Это все, что мне нужно, чтобы ты знал. — Я улыбаюсь ему, надеясь, что на этом разговор закончится.
Грэм должен рассказать кому-то еще по поводу жестокого обращения. Это звучит плохо и эгоистично, но я больше не в силах носить в себе его секрет. Когда Вайолет спрашивает меня о разбитой губе или любой другой ране, с которой Грэм может появиться в школе, я не знаю, что ей сказать, поэтому молчу. Это становится бременем, бременем, которое я готова взять на себя, потому что люблю его. Я думаю, мы оба знаем, что в какой-то момент всего этого станет слишком много.
Глава 44