Когда они пришли
Шрифт:
– Вранье! – уже смелее рявкнул на весь двор один из милиционеров, - Я тоже пил воду и со мной до сих пор ничего не случилось! Сами попробуйте!
Он поднял стакан с водой и протянул мне.
– Пробуй, не бойся!
– Не буду…
– Тогда ты, - ткнул он стакан Егору, но он тоже отрицательно закрутил головой.
– Я тоже в это не верю, - сказала одна женщина, стоявшая рядом с ним, вполне вероятно, что его жена.
Она смело взяла стакан и выпила его одним залпом. Улыбаясь, она повернулась к остальным, когда ее муж схватился за живот и упал, дергаясь точно
– Вода заражена!
Хлестнула очередь и женщина упала, скошенная пулями. Несколько пуль прошли мимо и ранили еще кого-то. Поднялся визг, крики, особенно когда насмерть застреленная женщина стала делать попытки встать с асфальта вместе со своим бывшим мужем. Снова сухо застрекотал автомат, и милиционер упал с простреленной головой. Потом хлопнул пистолетный выстрел, и свалилась женщина, рядом с мужем.
– Кто еще хочет попробовать свежей водички? – рявкнул стрелок, поднимая пистолет на уровень глаз.
Вот теперь дело принимало совсем плохой оборот. И что самое страшное, такое наверняка было не только здесь. А повсюду, где пытались обосноваться выжившие. Вода ведь нужна всем.
– Оставляем вас наедине, - тихо прошептал я, отходя в сторону, держа автомат в боевом состоянии.
Быстрее, к автобусу. Сейчас здесь будет зачистка. Обезумевшие от страха люди будут в истерике стрелять в каждого, кого будут подозревать в том, что он пил воду, хотя пили все. И будут стреляться, зная, что их ждет.
Или отстреливаться от остальных, надеясь протянуть хотя бы еще немного.
Нам здесь явно делать нечего, уйти как можно быстрее, надеясь, что когда вернемся сюда вновь, тут уже будут решены проблемы такого характера.
Можете обвинять, что я трус, что не буду участвовать в этой кошмарной разборке, кто больше виноват. Это не моя война, не моя битва. И не мне решать и тем более указывать людям, что им делать. В лучшем случае меня пошлют куда подальше, а в худшем – сам получу пулю в голову, встав на защиту выпившего водопроводной воды человека.
Пусть сами разбираются, что о чем и зачем. И только уж потом мне можно будет влезать. Любопытной Варваре, как говорится, на базаре нос оторвали. А тут и всю голову открутят.
– Артем, заводи машину, - крикнул я, - влезая внутрь, - Что такое, я слышал стрельбу…
– Вода заражена! Напьешься и станешь не козленочком, а мертвячком. Милым таким, плотоядным… Да не стой ты! Заводи, тебе говорят!
– Хорошо, хорошо…
– Все наши внутри? – спросил Егор, пытаясь на глаз определить, изменился ли состав пассажиров.
– Маша вышла сигарету стрельнуть, - сказал Артем, включая зажигание, -
но сейчас должна вернуться…
– Черт! – схватился я за голову, - не глуши мотор, я сейчас! Егор, кто будет близко подходить, не стесняйся, пошли к черту.
Из приоткрытой двери выскочил обратно наружу, лихорадочно соображая, где я могу отыскать эту любительницу прокоптить легкие. Во дворе ли она или уже где-то внутри этого здорового здания. Хотелось заорать во все горло и с чувством выматерится.
– Михаил! Парень, ты ведь Михаил! – узнал меня один из пробежавших
Я кивнул, еще слабо соображая, что он говорит. Что-то про зараженных, карантин и еще какую-то такую же ерунду. Машинально я кивал головой в ответ на его вопросы и точно так же по инерции зашагал следом, только от того, что просто не знал, куда еще идти. Может, там хоть немного прояснится…
«Зараженными» оказались несколько человек в ванной комнате, априори застигнутые там, рядом с водой. А значит, так или иначе выпившие ее. По быстро простевшей человеческой логике это могло значить только одно – убить. Не из-за какой-то особой жестокости или жажды крови, а ради собственной безопасности. Слишком страшно стоять рядом с человеком, на которого только падает подозрение, что он может обратиться.
Конечно, не обошлось без истерик, споров и скандалов. Особенно жутко было видеть людей, которые замечали в потенциальных «зараженных» своих родных. Мужья, отбивающие своих жен, матери, пытающиеся защитить собственных детей. Никто же не знал, что все так обернется, и подумать не могли о такой простой вещи.
А когда поняли, то оказалось слишком поздно. Дети ведь слабее взрослых людей, поэтому пить им хотелось чаще, чем их родителям, занятым подчас совсем другими вещами. И неужели кто-то из родителей мог так просто сказать, что да, конечно, мой ребенок заразился, его надо убить. Это не мать, а какое-то чудовище…
Да и как у самого обыкновенного человека, милиционера, еще пару дней назад занимавшегося тем, что разгонял пьяных бомжей и алкашов, или расследовавшего кражи и угоны, поднимется рука выстрелить в голову ребенку. Самому обыкновенному, живому, с виду даже вполне здоровому ребенку. Неужели найдутся такие люди, способные совершить такое преступление. Сейчас даже не столько против закона, который уже отправился в прошлое вместе с относительной безопасностью на улице, сколько против совести.
Таких моральных уродов среди нас не нашлось, но и оставаться вместе с ними без всякого ограждения слишком боялись. Поэтому и устроили что-то наподобие карантина. Несколько сломанных стульев и шкафов, а так же пара молотков и мешочек с гвоздями – больше ничего и не надо. Заколотили все лишние двери, окна, оставив лишь одну, небольшую, с крепким замком и автоматчиком на входе. Хватали всех, кто был заподозрен в том, что он пил воду из-под крана и кидали внутрь. Не обошлось и без крайностей.
Здоровых мужчин уже не хватало и в таком деле пришлось участвовать и детям, и женщинам, которых до этого старались оградить от этого кошмара.
Одна мать обратилась и перекусала собственных детей, которые до последнего момента плакали вместе с расстрельной командой, хотя все понимали, что другого выхода нет. Я никогда не забуду семилетнего малыша с прокушенной рукой, пытавшегося спрятаться в шкафу. У него не было шанса выжить, но и добить его ни у кого не хватало сл. Наконец какой-то парень со слезами на глазах выхватил пистолет и приставил его ко лбу ребенка. А потом разревелся, не выдержав поединка с собственной совестью… Малыш обратился и сам на него набросился. Мы застрелили обоих…