Когда отступают ангелы (Разные среди разных)
Шрифт:
— Ты чего?
— Так ведь запрещено же, — преступным шёпотом ответил мне Гриша Прахов.
Взял я его, родимого, за расколотую пуговицу, подтянул к себе и говорю:
— Ты что ж, сукин сын, бригаду позоришь! Денег нет прилично одеться? Это что на тебе за тряпьё такое!..
И равномерно его при этом встряхиваю — для убедительности. На слове «тряпьё» не рассчитал, встряхнул чуть сильнее, и половина пуговицы осталась у меня в пальцах. Теряя равновесие, Гриша взмахнул руками, пиджак с треском распахнулся, и я снова увидел чёрный больничный штамп.
— Как из мусорки вылез! — прошипел я.
Трясущимися пальцами Гриша пытался застегнуть пиджак на оставшуюся половину пуговицы.
— Приезжий, что ли?
— Приезжий…
— У тебя здесь родственники?
— У меня нет родственников…
— Подкидыш, что ли?
Гриша посмотрел на меня с опаской.
— Пожалуй… — осторожно согласился он.
И пока я пытался сообразить, что это он мне сейчас такое ответил, Гриша Прахов отважился задать вопрос сам:
— Минька, а ты… Тебя ведь Минькой зовут, да?.. Ты не мог бы мне объяснить: если кого-нибудь второй раз заметят, что он ночует на вокзале, — что ему тогда будет?
— А кто ночует на вокзале?
Гриша замялся.
— Это неважно. Ну, скажем… я.
— А почему ты ночуешь на вокзале? Почему не в общежитии?
— Н-ну… Так вышло…
— Как вышло? — заорал я. — Что значит — вышло? Ты приезжий! Тебе положено общежитие! Положено, понимаешь?
— Я понимаю… Но мне сказали…
— Кто сказал? А ну пойдём, покажешь, кто там тебе что сказал!
Ухватил я его за рукав и поволок. Ох, думаю, и выпишу я сейчас чертей этим конторским! За всё сразу!
— Тебя кто на работу принимал? Жирный такой, головёнка маленькая — этот? Ну, я с ним потолкую! А, ч-чёрт!
Я резко остановился, Гришу занесло, и мне пришлось его поддержать.
— Куда ж мы с тобой идём! — рявкнул я на него. — Сегодня ж суббота!.. У, шалопай! А ну давай точно: как вы там с ним говорили — с этим, из отдела кадров!..
— Он предупредил меня, что с общежитием трудно, — проговорил вконец запуганный Гриша. — И спросил, не могу ли я временно обойтись без общежития…
— Ну! А ты?
— Я сказал, что могу, — уныло признался Гриша Прахов.
По соседней аллее прошла группа наших ребят со спортивными сумками. Пловцы. Поравнявшись с нами, засмеялись.
— Кого поймал, Минька?
— Минька, а повязка твоя где?
— Гуляйте-гуляйте, — сердито сказал я. — Погода хорошая…
Глава 3
На проспекте Металлургов нас чуть было не накрыл дождь, и нырнули мы с Гришей в кафе «Витязь».
Переделали подвальчик — не узнать. С потолка на цепях свешивается что-то вроде средневековых светильников из жести, а на торцовой стене богатырь на тонконогом, как журавль, коне рубится со Змеем Горынычем — аж розовое пламя из трёх пастей в косы заплетается.
Посадил я Гришу в уголке спиной к помещению, чтобы не смущать народ тесёмочным бантиком, а сам пошёл к стойке.
— Миньк! — шепнула мне щекастая белокудрая Тамара. — Кого это ты привёл?
— А это наш новый резчик, — небрежно сказал я. — Нравится?
— Ну и резчики у вас! — Тамара затрясла обесцвеченными кудрями. — Как бы он чего с собой не пронёс…
Она соорудила два коктейля, и я вернулся к столику.
— Это… алкоголь? — встревожась, спросил Гриша.
— Ага, — сказал я. — Алкоголь. Чистейшей воды, неразбавленный.
И протянул ему хрупкий высокий стакан, наполненный слоистой смесью. Гриша принял его с обречённым видом.
— Ого, да ты, я смотрю, тоже левша?
Гриша растерянно уставился на свою левую руку.
— Я нечаянно, — сообщил он и поспешно переложил стакан в правую.
Я удивился. А Гриша вынул из стакана соломинку, побледнел, старательно выдохнул и, зажмурясь, хватил коктейль залпом. Потом осторожно открыл глаза и с минуту сидел, прислушиваясь к ощущениям.
Всё это мне очень не понравилось.
— А ну-ка, давай честно, Гриша, — сказал я. — Пьёшь много?
— Спиртных напитков?
— Да, спиртных.
— Вот… в первый раз… — сказал он и зачем-то предъявил мне пустой стакан. — И на вокзале ещё… Только я тогда отказался…
Я решил, что он так шутит. А Гриша тем временем порозовел, оттаял и принялся с интересом озираться по сторонам: на людей, на Змея Горыныча, на цепные светильники эти…
— Правильно я сделал, что приехал сюда, — сообщил он вдруг…
По лицу его бродила смутная блаженная улыбка.
— И чего я боялся? — со смехом сказал он чуть погодя.
— Боялся? — не понял я. — Кого?
— Вас, — всё с той же странной улыбкой ответил Гриша.
Заподозрив неладное, я быстро заглянул под стол. Бутылки под столом не было.
— Почему ты ведёшь меня к себе? — вырвалось вдруг у него.
— А тебе что, на вокзале понравилось?
Гриша опечалился и повесил голову. Видно было, что к своим чёрным блестящим волосам он после душа не прикасался.
— Нет, — сказал он. — На вокзале мне не понравилось…
Он вдруг принялся мотать головой и мотал ею довольно долго. Потом поднял на меня глаза, и я оторопел. Гриша Прахов плакал.
— Минька!.. — сказал он. — Я особо опасный преступник…
Я чуть не пролил коктейль себе на брюки.
— Что?
— Особо опасный преступник… — повторил Гриша.
Я оглянулся. Нет, слава богу, никто вроде не услышал.
— Погоди-погоди… — У меня даже голос сел. — То есть как — особо опасный? Ты что же… сбежал откуда?
— Сбежал… — подтвердил Гриша, утираясь своим антисанитарным рукавом.