Когда под ногами бездна (upd. перевод)
Шрифт:
— Как можно раньше, Хассан.
— Я постараюсь, о мой проницательный друг, и перезвоню, чтобы сообщить точное время.
— Спасибо. Подожди, я хочу задать тебе один вопрос. Скажи, существует ли какая-то связь между Папой и Сейполтом?
Хассан надолго замолчал, очевидно обдумывал, как лучше сформулировать ответ.
— Уже нет, о мой племянник. Ведь, если я не ошибаюсь, немец мертв?
— Знаю, — нетерпеливо бросил я.
— Сейполт занимался только незначительными операциями по импорту и экспорту; такие дела не интересовали Бея.
— Значит, по-твоему,
— О мой племянник, «бизнес», о котором ты говоришь, настолько мал, что даже недостоин называться таковым. Сейполт просто мелкий делец, как и я.
— Но ведь он, как и ты, чтобы не прогореть, решил найти дополнительный заработок. Ты работаешь на Фридландер-Бея, он — на немцев.
— Клянусь светом моих глаз! Невероятно! Сейполт — шпион?
— Могу поспорить, это для тебя не новость. Неважно. Ты когда-нибудь с ним контактировал?
— Что ты имеешь в виду? — Голос Шиита сразу стал жестким.
— Бизнес. Импорт-экспорт. Здесь у вас общие интересы.
— О, понятно. Да, время от времени я приобретал кое-что, если Сейполт предлагал хорошие европейские товары, но не припомню, чтобы он хоть раз делал закупки у меня.
Он не сообщил мне ничего существенного. По просьбе Хассана я быстро рассказал, что произошло с тех пор, как обнаружили убитого Сейполта. Когда я закончил, Шиит был здорово напуган. Попутно я сообщил об Оккинге и явно отредактированных им полицейских досье.
— Вот почему мне надо увидеть Фридландер-Бея.
— Ты подозреваешь кого-то?
— Проблема не только в исчезнувших данных, или в том, что Оккинг иностранный агент. Я просто отказываюсь верить, что, бросив весь свой отдел на расследование серии убийств, он так и не нашел ни единой зацепки, чтобы поделиться со мной. Я уверен, лейтенанту известно намного больше, чем он мне сообщает. Папа обещал, что заставит Оккинга разговориться. Мне необходима информация.
— Ну разумеется, мой племянник, не беспокойся. Иншалла, все будет сделано. Как я понял, ты не выяснил точно, как много знает Оккинг?
— Таковы приемы полицейских, Хассан. То ли лейтенант распутал дело до последней мелочи, то ли преуспел не больше меня. Трудно сказать… Они мастера пудрить мозги.
— Он не посмеет «пудрить мозги» Фридландер-Бею.
— Попытается.
— Ничего не выйдет. Тебе нужны еще деньги, о мой проницательный друг?
Черт, вообще-то хрустики никогда не помешают…
— Нет, Хассан, с финансами у меня порядок. Папа более чем щедр со мной.
— Если тебе понадобятся наличные, чтобы продвинуть вперед расследование, дай мне знать. Ты прекрасно справляешься, сын мой.
— Что ж, по крайней мере, до сих пор еще жив.
— Ты красноречив и остроумен, как поэт, дорогой мой! Но прости, сейчас я должен идти. Сам знаешь, бизнес есть бизнес…
— Да, точно, Хассан. Позвони мне, как только переговоришь с Папой.
— Хвала Аллаху, пусть Он оградит тебя от бед.
— Аллах йисаллимак. — Я встал, спрятал телефон. Затем принялся рыскать по комнате в поисках маленькой вещицы, которую вытащил из сумочки мертвой Никки: скарабея, украденного моей подругой из коллекции Сейполта. Древний кусочек меди, как и кольцо, которое я заметил во время первого визита к немцу, напрямую связывал его с Никки. Конечно, теперь, когда Сейполт присоединился к бесчисленной армии усопших, ценность обеих улик довольно сомнительна. Кстати, у доктора Еникнани остался самодельный модик; вероятно, он станет важным вещественным доказательством. Пожалуй, наступило время как-то обобщить то, что мне удалось узнать, чтобы со временем передать властям. Не Оккингу, конечно, и не Хаджару. Пока я смутно представлял себе, кого конкретно имею в виду, однако не сомневался, что существуют честные представители правосудия. В Европе мало трех улик для вынесения обвинительного приговора, но по исламским законам и обычаям их более чем достаточно, чтобы опустить карающий меч на шею убийцы.
В конце концов скарабей нашелся под матрасом; я засунул его поглубже в сумку. Неторопливо и тщательно собрал все, чтобы не оставить следов. Сгреб мусор на полу в несколько аккуратных кучек. На настоящую уборку не осталось ни времени, ни сил, ни желания. Теперь ничто не указывало на то, что в квартире обитал некий Марид Одран. Сердце охватила щемящая боль: я провел здесь больше времени, чем в любом другом убежище, это единственное место, которое я могу назвать домом. Сейчас оно превратилось в обычное, покинутое очередным съемщиком помещение с грязными окнами и рваным матрасом на полу. Я тихонько вышел и запер дверь.
Ключи передал хозяину, Казему. Он был удивлен и искренне огорчен моим внезапным уходом. — Мне нравилось жить здесь, — сказал я, — но Аллах пожелал, чтобы я покинул твой кров.
Казем обнял меня и пожелал нам обоим благополучно пройти прямым путем, указанным Всевышним, до райского сада.
Потом я отправился в банк и снял деньги, обнулив счет. Купюры засунул в конверт, полученный от Фридландер-Бея. Когда найду новое пристанище, вытащу хрустики и посмотрю, сколько их осталось: я как бы растягивал удовольствие, наслаждаясь сознанием своего богатства.
Третья остановка — отель «Палаццо ди Марко Аурелио». Я одет в галабийю, но волосы коротко острижены, а лицо гладко выбрито. Не думаю, что портье узнал меня. — Я заплатил за неделю вперед, — объявил я, — но вынужден покинуть вас раньше, чем собирался.
Он пробормотал:
— Нам очень жаль терять такого постояльца, мсье. — Я кивнул и бросил ему свой жетон. — Разрешите взглянуть… — Он набрал номер комнаты на компьютере, убедился, что его заведение действительно должно мне немного денег, и стал печатать чек.
— Ваш персонал проявил большую предупредительность и любезность, — польстил я ему.
— Надеемся снова увидеть вас в нашем отеле. — Он улыбнулся, протянул мне клочок бумаги и махнул рукой в сторону кассы. Я еще раз поблагодарил его и, получив через несколько секунд хрустики, присоединил их к остальным.
Бережно неся сумку, где лежали наличные, коробка с медиками и училками, а также одежда, я шел на юго-запад, с каждым шагом все больше удаляясь от Будайина и района дорогих фешенебельных магазинов у бульвара Иль-Джамил.