Когда поёт Флейта Любви

Кривенко Анна

Когда Четан вернулся, Анита уже убрала остатки еды и ждала его, сидя на своем спальном месте. Когда он вошел, она поднялась на ноги. Он протянул ей одежду, и когда она поняла, что это новая одежда для нее, изумленно взглянула в его лицо, на котором вместо привычной суровости играла легкая улыбка. Он каким-то образом прочитал ее мысли о ветхости ее одежды? Но как это возможно? Он настолько умен и внимателен? Вдруг она вспомнила, что в последние дни несколько раз думала о том, насколько он невероятно красив. А вдруг он и это «прочитал»? Анита залилась краской смущения и, опустив голову, пробормотала короткое «спасибо» на индейском языке.

Четан вышел из жилища, радуясь, как ребенок.

Вдруг он остановился и задумался. Почему он так рад? Он уже действительно считает ее настоящей Табо? Только для Табо могло бы открыться его сердце, потому что она была такой же, как Кэлетэка. Эта девушка уже Табо для него? И хотя у него не было стопроцентной уверенности в этом, но он уже сильно этого хотел.

Когда Анита предстала перед ним в индейском платье, его дыхание на мгновение замерло. Она показалась ему такой красивой, что он впервые в жизни почувствовал, как смутился и стушевался перед женщиной. Он был изумлен от себя самого и просто сбежал, оставив девушку в некотором недоумении.

Анита не поняла реакции индейца, который вдруг замер, глядя на нее, а потом опустил взгляд в пол и стремительно выскочил из «типи». Ему стало неприятно видеть ее в одежде его народа? Зачем же он тогда ее принес?

Девушка решила быть осторожной, чтобы не навлечь на себя его непредсказуемый гнев, и принялась за уборку жилища, позже перейдя к уже привычным жерновам.

Четан долго приходил в себя, гуляя за пределами деревни. Его многочисленные жизненные страдания и характер заядлого одиночки давно выработали в нем решимость никогда не заводить семью. Он категорически отказывался смотреть на женщин и никогда не впускал ни одну из них в свое сердце. Табо он уважал и был ей очень благодарен. Она была удивительной для него, но он никогда не думал о ней с романической точки зрения. Однако эта девушка, которая, возможно, и есть та самая Табо, вдруг всколыхнула в нем сильные и неведомые до сего момента чувства. Юноша удивлялся им, и, честно говоря, его это пугало. Он не хотел привязанностей в этой жизни, потому что это слишком больно — терять близких. Ему не нужны были любимые — сердце рвется на части, когда они уходят. Нет!

Четан тряхнул головой и решительно сжал зубы: он решил во что бы то ни стало противиться любым неуместным эмоциям, если те вдруг снова попытаются наползти на его душу. Да и, в любом случае, она — бледнолицая, а значит, он скоро отправит ее домой.

Когда Четан вернулся в «типи», он постарался на Аниту не смотреть. Девушка заметила его холодность и отчужденность, и смутилась еще больше. Что же она опять сделала не так? Ей почему-то стало так больно, словно опять наступили дни полной тьмы. В этот момент она поняла, что в последнее время, когда индеец начал располагаться с ней и быть дружелюбным, ее сердце начало оттаивать и успокаиваться. Его отношение к ней было для нее важным. Она хотела его одобрения. Она хотела его доверия. Это открытие снова повергло Аниту в некоторый шок. Она что, привязалась к нему? Он ей не безразличен?

Анита почувствовала, что ей становится страшно. Нет, она не хотела, совсем не хотела никаких привязанностей, а особенно к дикарю, у которого она была пленницей. Вспоминая смерть родителей, ужасную бойню в лагере переселенцев и, особенно, страшную участь Майры, девушка приходила в ужас и трепет, но… она чувствовала, что этот индеец с флейтой — он не такой… Она поняла, что не ассоциирует его, как одно целое, с его народом. Он казался… человечным!

Анита совсем запуталась. И устала. Устала жить в постоянном страхе и неуверенности. Всю свою жизнь она не имела покоя, особенно после того, как ее семья была убита. Много лет она мечтала о том, чтобы закрыться от

всего мира в полном одиночестве и жить спокойной жизнью, где не нужно опасаться за свою безопасность, где никто не норовит обесчестить тебя и где не нужны прикосновения… Жизнь вдали от кого бы то ни было…

Но сейчас она была так близка к одному необычному человеку, который, вероятно, опасен, но все-таки добр, и каким-то чудом он всё сильнее овладевал её сердцем. Каким-то чудом, несмотря на его происхождение и образ жизни, он не казался отталкивающим, как остальные мужчины, и не вел себя, как мерзкое похотливое животное, как часто вели себя мужчины, гордо именующие себя «белыми». Наверное, именно поэтому она начала чувствовать влечение к нему…

Анита бросила короткий взгляд на индейца, который неподвижно лежал на своем ложе буквально в метре от нее. «Постой-ка, — подумала она, — а я ведь даже не знаю его имени!».

Это было странное открытие. Она привыкла называть его про себя просто индейцем, а ведь у него есть имя! Интересно, какое оно? Возможно, он странное и сложное для произношения, а, может, красивое и мелодичное… Его имя должно быть таким же красивым, как и его музыка!

С этими мыслями Анита погрузилась в глубокий сон.

Четан долго смотрел вверх, видя в отверстии «типи» полную круглую луну. Он вспоминал то время, когда каждое полнолуние посещал Священную Долину Уединения, где однажды Табо спасла его. Именно тогда его ненависть к бледнолицым дала серьезную трещину. Если бы не Табо и ее доброта, он умер бы не только телом, но и духом, потому что та всепоглощающая ненависть уже давно бы его погубила.

Юноша повернул голову в сторону, где недалеко от него лежала его бледнолицая рабыня. Он слышал, что она уже спит. Если бы она оказалась настоящей Табо, он был бы счастлив. Он открылся бы ей, рассказав, что тоже христианин, и поблагодарил бы ее от всего сердца. Но Табо ли она?..

Четан не мог уснуть. Он выбрался из-под своих шкур и нерешительно остановился напротив своей флейты, которая была прикреплена к каркасу жилища. Вспомнив Долину Уединения, его душа сильно затосковала. Он так давно не играл! Мучительное чувство неуверенности ни в чем так сильно подступило к сердцу, что угрожало повергнуть Четана в еще большую тьму. Наконец, он пересилил свои эмоции и снял флейту. Оглянувшись еще раз на спящую девушку, он вышел из «типи» и отправился к реке.

Полная луна осветила местность так ярко, что можно было разглядеть рисунок на мокасинах. Четан присел на камень прямо на берегу и заиграл. Мелодия вышла печальной и тревожной, как сама жизнь. Длинные паузы между переливами делали музыку загадочной, а высокие ноты создавали поток сильного волнительного чувства. Четан почувствовал, что вместо облегчения его тревога и нерешительность возрастают, но играть не перестал. Его музыка стала отражением его внутренней борьбы…

Анита проснулась от тонких и едва слышимых, но таких прекрасных звуков! Флейта-сихутанка! Она резко присела и прислушалась: откуда-то издалека доносилось удивительное и такое дорогое звучание! Ее сердце забилось сильнее. Она столько лет не слышала этой неземной музыки!

Отбросив всякую предосторожность, Анита просто вышла из «типи» и пошла на звук к реке. Приблизившись достаточно близко, она выглянула из-за деревьев. Увиденное почему-то заставило ее затаить дыхание от восхищения. При лунном свете, который таинственно отражался от спокойных вод реки многочисленными бликами, на камне сидел молодой индеец и вдохновенно играл. Его статный силуэт с ниспадающими длинными волосами казался изваянием совершенного мастера, а его игра была настолько прекрасной и проникновенной, что у Аниты просто закружилась голова.