Когда погаснет Солнце
Шрифт:
Но в этот раз наитие Климента I подсказывало ему, что возникшая остановка в Восхождении станет изматывающим экзаменом на прочность Империи. А последняя дорога ему тем, что создана вопреки предсказаниям социальных экспертов на обломках проржавелого мироустройства, проеденного финансовыми язвами и источенного перевернутыми представлениями. Издержки остановки нетрудно предсказать: изнурение боевого духа и обрушение баланса движения. Но и искусственный прорыв изоляции приведет к непредсказуемым осложнениям.
Казалось, выхода нет.
…Забыв
–Я хотела бы попросить тебя, па, – сказала она по возвращении Величества, уже в парадном облачении, – перенести процедуру помолвки, пока Империя не выйдет из неблагоприятной полосы.
Все это время, пока Император любовался панорамой Кремля, она вспоминала урок по макияжу, немудреные заповеди преподавателя. Красота, говорила леди Беатрис, это то, ради чего стоит жить, и главный попутчик в этом деле – зеркало. И Принцесса, вся в процессе ожидания, иногда оглядывала свое отражение в полированном бюро, будто спрашивая о чем-то.
Отец прямо взглянул дочери в лицо. Мария повзрослела, это несомненно. Внешне она все больше походит на драгоценный камень. Но утонченность и лоск, привитый стараниями фрейлин, по понятиям Императора, отнюдь не огранка бриллианта и веры дочерним словам не прибавляли. Время – истинный ювелир. А его недоставало.
– Это я буду решать, – заявил он, – что основное, а что второстепенное – пока ты несовершеннолетняя.
– Пока несовершеннолетняя… – повторила дочь.
Упреждая резонное обвинение, Император поднял руку.
– Ты моя дочь и Принцесса, и это налагает на тебя дополнительные обязательства.
Раздосадованная отказом, дочь вычерчивала вензеля загнутым носком китайской тапочки на мраморной мозаике и настаивала на своем:
– Всю жизнь я слышала от тебя, отец, что эти обязательства, в первую очередь, касаются долга ставить государственные задачи выше собственных, а теперь именно в тот миг, когда возникла проблема, а я вошла в силу, чтобы помочь тебе справиться с ней, ты как специально отстраняешь меня. Связываешь по рукам и ногам. Это, по меньшей мере, несправедливо!
– Вошла!..—повторил он, сдерживая усмешку. – Этого недостаточно, чтобы судить о справедливости.
Он прислушался, больше всего мечтая о завершении несвоевременной, как он полагал, дискуссии. За внешней дверью раздались отрывочные фразы и быстрые шаги, и, легонько постучавшись со стороны зимнего сада, дворецкий внес с собой порыв влажного осеннего воздуха.
– Государь…
– Никита, – упредил дворецкого Император, – обожди секунду. Вот что, – сказал он, обернувшись к дочери, – ты можешь идти. Но обдумай на досуге мое предложение, чтобы в ближайшее время мы могли обсудить твое будущее. Во всяком случае, знай, что я, напротив, вначале намерен определиться с твоей судьбой, и лишь потом заняться государственными делами.
С этими словами он покинул обескураженную дочь.
Направляясь в сопровождении дворецкого к высокой стеклянной двери, Император замедлил шаги, словно давая возможность Марии выразить свои чувства, но, не дождавшись реакции, нажал на ручку и оказался в Тронном зале.
Навстречу шли Тайный Советник Калитин, Маршал Космической армады Савельев, чуть позади – седобородый эзотерик Тюрин – фаворит Императрицы.
– Революция, Всемилостивейший Государь! – повторял Калитин, обмениваясь рукопожатием с Императором. – Ведь это подлинная революция в лучшем ее смысле – технократическом.
Устроившись на креслах ближайшего алькова, доверенные лица Императорского окружения принялись обсуждать недавнюю весть: ученые РАН официально объявили об обнаружении в геноме человека гаплогруппы, ответственной за формирование в человеке любви к отечеству. Назвали ее Делькадой.
Советник ликовал и благодарил провидение молитвенным речитативом:
– Да спустят нам Небеса нужное знание, да благословят нас и да поможет нам Бог в Имперской Экспансии! Внедряя, размножая, способствуя распространению ничтожной атомной комбинации с помощью мало-затратного синтеза, мы добьемся феерического эффекта. Представьте только: для правки мозгов достаточно алюминиевой кастрюльки на всю страну! Весело! Делькада изменит человечество, попомните мое слово, следуя русской пословице: «Мал золотник да дорог». Вам еще не весело? Мне – да. Да-да-да!
Остальная часть консилиума не разделяла восторга господина Калитина и только мрачнела от оптимистичных эскапад.
Все знали: водился за импульсивным Советником такой грешок – включать здоровый скепсис только когда жареный петух клюнет. И тогда он становился нормальным здравомыслящим государственным деятелем, давно доказавшим способность решать серьезные задачи.
– Это опускание населения, – возразил господин Тюрин, дождавшись долгожданной паузы. – Принижать, чтобы быть сверху – закон низших ступеней иерархии, это примитивно, легко, лежит на поверхности. Бесовщина, масонство и рухлядь истории. Мы не временщики.
– Я тоже думаю, что не стоит увлекаться достижениями науки, ведь она ящик Пандоры, – сказал Маршал, одновременно читая с экрана на стене полный текст новости. И попенял Советнику: – Вы увлечены научными погремушками сверх всякой меры, Ваша Светлость.
– Я знаю, что вы имеете в виду, Ваше Высокопревосходительство, – ответил господин Калитин. – Как же иначе? Именно в вашей вотчине немало тому примеров. Не буду утомлять перечислением. Но тогда здравый смысл прессовался рыночными отношениями. Иное дело сейчас, в эпоху натуральной экспансии, когда свободное движение вширь…
– Но «внедрять, размножать, способствовать», как вы имели честь выраз…подразумевать, господин Советник, – прервал Император, – это отработанные слоганы более раннего прошлого России, это тоже неправильно в отношении чувств наших с вами сограждан. Чем это лучше зависимости от финансовой конъюнктуры?..
– Мы, господа, – подтвердил эзотерик мысль Императора, – живем в абсолютном монархическом обществе, где важен эфирный взлет каждой сущности, а не тяжелое выдавливание душевных эманаций научными фокусами.