Когда появляются призраки
Шрифт:
Перед нами свидетельство известного по своим эстрадным выступлениям М. А. Куни.
«Основываясь на большом количестве опытов и экспериментов, считаю, что передача мыслей на расстояние возможна. Конечно, мысль в данном случае надо понимать как импульс, толчок, образ, чувство (страх, тревога — наиболее сильно!), ощущение.
Немало людей сталкивались с явлением так называемого предчувствия факта. Точнее, возникает не предчувствие факта (что очень важно), а предчувствие сообщения о* факте, информация о факте, получаемая одновременно с совершившимся событием. Поясню на примере, который произошел со мной. В 1924 году я жил в Москве, в комнате с двумя художниками. В то время я учился во Вхутемасе. И вот однажды мне приснился сон: мою мать искусали крысы и она находится буквально при смерти. Проснувшись, я рассказал
На следующий день, когда я приехал в Витебск, где жила моя мать, я застал ее в очень тяжелом состоянии. Десять дней назад ее укусила крыса, началась гангрена, и консилиум врачей признал необходимым ампутацию ноги.
Впоследствии мне удалось с большой точностью восстановить все факты. 11 февраля крыса укусила мою мать за ногу. Укус был несильным и не вызывал никаких опасений. Через несколько дней началась гангрена. 20 февраля матери стало совсем плохо, температура поднялась до 40°. 21 февраля в 10 часов утра был консилиум. Несмотря на то что надежда на благополучный исход операции была очень мала (у матери был диабет), врачи признали ампутацию необходимой. По отрывистым фразам мать поняла, что положение ее безнадежно (сильное потрясение!). В то время, когда происходил консилиум в Витебске, 21 февраля в 10 часов утра, я еще спал. Таким образом, как я уже говорил, информация поступила ко мне в момент наивысшего эмоционального переживания индуктора, то есть матери».
Кандидат технических наук доцент Ф. М. Лейнер, проживающий в г. Жданове Донецкой области, рассказывает:
«Январь 1946 года, война окончена. Мой старший брат находился на востоке, куда был направлен после окончания войны. Мать с семьей возвратилась в Одессу. Периодически приходили письма, все печали как будто минули, война закончилась. В ночь на шестое января с матерью творилось страшное: металась по квартире, плакала в истерике говорит, что с братом несчастье. Несколько дней мать плакала, даже полученные письма не успокоили ее. Несколько месяцев мы ничего не знали. Мать продолжала тревожиться. А через несколько месяцев нам сообщили, что в ночь на 6 января 1946 года мой брат Лейнер Абрам Маркович, лейтенант Советской Армии был смертельно ранен в верхний позвонок и через несколько дней умер, не приходя в сознание. Это случилось в городе Дальний, ныне Дайрен. Когда об этом сказали матери, она ответила: «Я его уже оплакала».
За достоверность изложенных фактов отвечаю. Со смертью не шутят. Объяснить, как мать, находясь в Одессе, узнала о смерти сына в далеком Дайрене, не знаю. Думаю, таким фактом не следует пренебрегать.
Второй случай. Октябрь 1949 года. Одесса. Я студент института, отец лежит парализованный, не в состоянии двигаться, мать болеет, эпилепсия. Я находился в городе у друзей. Обычно возвращался домой поздно. В этот вечер, примерно в одиннадцать часов, что-то меня вынудило встать и немедленно идти домой. Шел дождь. Нужно было ехать трамваем, а его не было. Я не мог ждать, побежал домой под дождем. Никогда в жизни ни до, ни после этого случая я не бежал по рельсам, но в этот вечер я делал именно так. Трамвай меня не догнал. Когда я вошел во двор, окно нашей квартиры спокойно светилось, было видно, что мать лежит на кровати. На мой стук она не ответила. На настойчивый стук повернулась в кровати, но не встала. Когда я открыл форточку, из квартиры повалил дым.
Я проник в квартиру. Выяснилось, что плита была закрыта, но дрова, положенные для просушки, разгорелись. Если бы я пришел в свое обычное время, в 12—2 часа ночи, вряд ли сумел бы спасти отца и мать от угара.
Что вынудило меня оставить друзей, бежать домой пешком, под дождем, не находя в себе силы дождаться трамвая под навесом? Этого я объяснить не могу.
Достоверность изложенных фактов готов засвидетельствовать в любом виде».
«У нас в семье считалось, что обмануть мою мать никому из родных и близких знакомых невозможно: с кем бы что ни случилось, она знала. Отец, старый безбожник, мне как-то говорил: «Не верю ни в бога, ни в черта, ни в сон, ни в чох, а насчет матери не пойму. Как-то хотел написать академикам, чтобы они объяснили, да неудобно — скажут: заслуженный учитель, а преподносит какую-то мистику».
О себе лично. В бою с гитлеровскими захватчиками был ранен. На излечении находился в г. Омске, где мне ампутировали ногу.
Я написал домой: «Ранен в ногу, нахожусь на излечении, нога пока малоподвижна, но врачи обещают лечебной гимнастикой меня отремонтировать».
Ответ получил от отца (мать к этому времени ослепла). Он писал: «Напиши подробнее. Мать говорит, что ты ранен в правую ногу и ее тебе в верхней трети бедра ампутировали, а затем еще оперировали, удалив осколки разрывной пули». И еще приписал, что мать и думы мои знает, тяжелое состояние, в котором был после ранения.
Я диву тогда дался, но, посоветовавшись с товарищами и кое с кем из медработников, вновь сообщил, что действительно ранен в правую ногу, но, мол, все идет к излечению. Возможно, что нога останется чуть короче и малоподвижна. Прибыв затем из госпиталя, я, перед тем как явиться домой, привел себя в протезе в тот вид, как писал, и был встречен и вроде все обрадовались моей сохранности, а мать, обняв, сказала: «Не нужно мать обманывать, ты же без ноги. Я знала ото, когда тебя оперировали».
Прошло несколько лет, и как-то мать забеспокоилась за сестру, жившую в ту пору на Сахалине, — что она тяжело захворала. И действительно, пришла телеграмма — положили в больницу. А дня через два, в праздник годовщины Октябрьской революции, мать заявила, что праздник ей не в праздник, сегодня умерла дочь. И скоро мы получили письмо со снимками похорон. Сестра умерла в тот день, как говорила мать.
Добавлю, что в нашей семье о суевериях и речи быть не могло. Возможно, такие явления подскажут людям относиться к ним серьезнее».
Это письмо прислал автору в 1966 году из г. Шахты Ростовской области В. Л. Жданов.
В приведенных свидетельствах мы встречаемся со случаями так называемой спонтанной, то есть самовозникающей, телепатии. Происходит это обычно между близкими людьми, ковда кто-то из них оказывается в тяжелом положении, нуждается в помощи или же просто в этот момент все мысли свои обращает к родному, близкому человеку.
Если попытаться найти сравнение таким случаям, то можно сказать, что это как бы SOS, который посылает в тяжелые минуты один человек другому.
Возникает вопрос: можно ля верить подобным свидетельствам? Ведь проверить их истинность, как правило, очень трудно. К тому же в подобных рассказах, даже если не брать их под сомнение, есть одно уязвимое место. Разберем пример с матерью, почувствовавшей, что ее сын убит на фронте.
Как это могло произойти?
Мать постоянно думает об опасности, грозящей ее сыну. Однако, пока солдат успешно сражается, опасения забываются. Так происходит всякий раз, когда она получает письмо с извещением, что он жив и здоров. Но старушка мать продолжает думать о своем сыне, о грозящих ему опасностях, и ее мысли тем тревожнее, чем реже приходят письма с фронта. И тут она получает извещение о гибели сына. Убитая горем, мать снова вспоминает трагический день, и у нее появляется настойчивая мысль: да, именно в этот день она особенно тревожилась о судьбе сына! Забыв о том, что тягостные мысли не покидали ее много дней и месяцев, она искренне верит в свое предчувствие.
Вы видите, что этот случай еще не доказывает мысленной связи на расстоянии.
Но, может быть, в нашем распоряжении существуют более убеждающие факты такой связи? Например, вот эти.
Немецкий ученый Г. Бергер в своих воспоминаниях пишет:
«Это произошло, когда девятнадцати летним студентом я едва избежал неминуемой гибели во время военных учений в Вюрцбурге. На узком крае обрывистой горной дороги я упал вместе с лошадью, которая в числе прочих шести лошадей везла артиллерийское орудие, и едва не попал под колеса. В последнее мгновение удалось остановить лошадь, и я спасся, пережив большой испуг. Это случилось в утренний час прелестного весеннего дня, а вечером того же дня я получил телеграфный запрос от отца. Он спрашивал, все ли со мной благополучно. Первый и единственный раз в своей жизни я получил от него подобный запрос. Оказалось, что моя старшая сестра, с которой я был особенно душевно близок, настояла на том, чтобы телеграмма была послана, сказав родителям, что со мной случилось несчастье, что она определенно это знает. Мои родные жили тогда в Кобурге. Это была передача мысли, причем я в миг величайшей опасности, видя перед глазами смерть, действовал как передатчик, а особенно близкая мне сестра оказалась приемником».