Когда правит страсть
Шрифт:
— Ты сам только сказал, что школы пустуют, что я при всей любви к учебе нахожу возмутительным. Не важно. Что произошло с твой бабушкой?
— Уверена, что хочешь дослушать? Конец не слишком счастливый.
Должен быть счастливым, хотя бы отчасти, если Кристоф на четверть англичанин!
— Хочу, — кивнула Алана.
— Бабушка знала, что мать не позволит ей выйти за молодого лубинийца, поэтому они поженились тайно. Прабабка была не просто в гневе, а в бешенстве. И отказалась признать брак, потому что дочь еще была несовершеннолетней. Ее жених был влиятельным графом, и брак был устроен
— Не получив развода для дочери?
— А зачем ей это делать, когда она не считала брак законным?
Алана закатила глаза:
— Твоя бабка по-прежнему была несовершеннолетней?
Кристоф пожал плечами:
— Многие считают помолвку столь же связующим обязательством, как и брак. К ним, очевидно, относилась и моя прабабка.
— А что было потом?
— Бабушка не знала, что уже беременна. Второй муж понял, что взял в жены не девственницу. Но все же не выгнал бы ее, уж очень она была красива. На беду беременность проявилась слишком рано: значит, отцом был не он. Муж вышвырнул ее из дома и развелся. Несчастная была опозорена. Мать никогда не простила бы ее, если бы не привязалась так сильно к новорожденной внучке.
— Но разве лубиниец никогда не пытался найти жену?
— Еще как пытался. Он любил ее, и его семья этот брак признавала. Они считали бабушку сбежавшей женой и настаивали на том, чтобы он привез ее домой. Но к несчастью, он так и не нашел ее, потому что прабабка взяла другое имя и увезла всех в деревню, чтобы избежать скандала.
Жаль, что Алана не остановила Кристофа, когда тот предупреждал, чтобы не ждала счастливого конца.
— Они так и не встретились?
— Никогда, бабушка пыталась найти его после смерти своей матери, но было слишком поздно. Он умер годом раньше. Некоторое время она оставалась с его семьей, чтобы они смогли получше узнать его дочь, но в конце года вернулась в Лондон. Но каждое лето непременно привозила дочь к родственникам. В один из таких визитов шестнадцатилетняя девушка встретила моего отца. Эта встреча по крайней мере имела счастливый конец.
— Так твоя мать выросла в Англии?
— Да.
— Может, тогда объяснишь, откуда ты обзавелся столь неприличными манерами? Женщина, выросшая в Англии, должна была лучше тебя воспитать.
— Так оно и было, — ухмыльнулся он. — В присутствии короля я веду себя подобно любому искушенному в этикете аристократу. Со своими людьми я обращаюсь так, как они этого ожидают. А вот с женщиной...
— Довольно!
Кристоф поднял брови:
— Так твое мнение о стране по-прежнему не слишком высокое?
— И вряд ли когда-то улучшится. Я выросла в самой высоко цивилизованной стране в мире, в точности как твоя мать.
— В таком случае тебе следует спросить, почему она так сильно любит Лубинию. Знаешь, как начиналось это государство? Здесь селились козопасы, семьи увеличивались с каждым новым поколением, и наконец среди них появился вождь, Грегори Таворис, и при поддержке сторонников стал первым лубинийским королем. Но все мы свободные люди. Здесь в отличие от твоей страны никогда не было крепостных, мало чем отличавшихся от рабов.
Алана залилась краской и непременно указала
34 глава
Алана свернулась на полу, стараясь сделаться невидимкой. Не слишком идеальное укрытие, но по крайней мере задок саней был достаточно высок, чтобы защитить от летевших сзади пуль. К сожалению, боковые стенки никак нельзя было назвать высокими — они не достигали даже фута. Но она скоро поняла, что выстрелы раздаются сзади, особенно когда Кристоф схватил винтовку и стал стрелять.
Ее сердце уже колотилось, но заметив, что Кристоф был слишком занят обороной, чтобы укрыться самому, Алана едва не задохнулась от ужаса. Встав на колени на заднем сиденье, он открыл грудь и голову неизвестным убийцам!
— Прячься между выстрелами! — крикнула она.
Он мельком взглянул на нее, нахмурился. Опустился пониже и объяснил:
— Эти трусы уже отстают.
Неужели он так ясно видит ее страх? Но то, что он послушался ее и укрылся, заставило ее облегченно вздохнуть... пока она не услышала треск очередного выстрела, и не из винтовки Кристофа. Тот раздраженно выругался и нацелился куда-то вправо.
— Они действуют хитро! Прячутся между деревьями!
— Они могут действовать как угодно хитро, пока продолжают мазать! — ответила она.
— Легко говорить! Тебя не подстрелили!
Ее глаза вспыхнули. Сердце пропустило удар. Алана лихорадочно осмотрела Кристофа, но не увидела следов крови. Только узкий разрез на пальто у самого плеча. И ни одной кровавой капли! Пальто было толстым, эполет мундира — жестким, так что пуля скорее всего даже не коснулась кожи.
Она даже не осознала, что обрадовалась, пока не заверила:
— Ранен не ты, а одежда.
— И никакого сочувствия? — бросил он, не глядя на нее.
Алана не ответила, боясь, что выкажет слишком много сочувствия.
— В твоей седельной сумке нет запасного оружия? — спросила она. — Я прекрасно стреляю, и ты знаешь, что не собираюсь целиться в тебя.
— Не смей подниматься с пола! Поройся в сумке, там патроны! — приказал он и тут же добавил: — Один убит, один ранен. Осталось двое!
Алана поспешно сделала, как было велено, но до нее дошло, что сани не остановились и не ускорили бег, а двигаются в таком же темпе. Оглядевшись, она ахнула. Бедный глухой кучер все еще сидел на козлах, не подозревая о том, что творится за спиной.
— Может, сказать кучеру, чтобы укрылся? — спросила она Кристофа. — Он даже не знает, что нас обстреливают.
— Нет! Прикажи ему подстегнуть лошадей!
— Как?! Он же не слышит?
— Покажи знаками, только не смей вставать. И пусть свернет на ту дорогу, которая идет вправо.
Она не могла добраться до козел не вставая и поэтому схватила одеяло и стегнула им кучера. Тот оглянулся, и хотя не заметил скорчившуюся на полу девушку, зато увидел, как стреляет Кристоф, и немедленно подстегнул коней. Алана снова стегнула кучера одеялом и, когда тот обернулся, показала вправо. Тот кивнул, словно все понял, а возможно, так оно и было.