Когда придет весна
Шрифт:
Кажется, нет ничего естественнее, чем целовать ее плечо, шею, ухо, а он твердил себе: прекрати мучение. Интересно, пять минут прошло? Может, Джессика уже спит? Он отчаянно цеплялся за эту надежду, как падающий со скалы за брошенную веревку.
Джессика снова повернулась в его объятиях. Теперь они лежали лицом друг к другу.
— Не двигайся, — приказал Коул.
— Я хочу поцеловать тебя и пожелать спокойной ночи.
Сердце его воспарило от робкого, нежного шепота.
— Нет! —
— Ну пожалуйста.
Он вздохнул и уткнулся ей в волосы.
— Если ты меня поцелуешь, клянусь, я уже не остановлюсь. Так что отстань от меня и спи.
Но вопреки произнесенным словам он снова уткнулся ей в шею. Ему очень нравилось прикасаться губами к ее коже, чувствовать ее ответную реакцию.
Джессика полежала неподвижно несколько секунд, а потом, не думая о последствиях, погладила Коула по лицу, заглянула глубоко в глаза и обняла.
— Я хочу провести эту ночь с тобой… Только одну ночь.
— Джессика… — прошептал он. В его голосе слышалась боль. — Ты сама не понимаешь, что говоришь. Завтра ты пожалеешь.
— Ты мне нужен, Коул. Люби меня сегодня.
Больше он не мог проявлять благородство. Он стал жадно искать ее губы, в отчаянии понимая, что больше не в силах владеть собой. Желание обладать ею стало неодолимым. Коул долго целовал ее, ласкал грудь сквозь одежду, а она расстегивала его рубашку.
— Не спеши, дорогая, — прошептал он, зарываясь лицом в ее волосы. — А то я…
В первый для нее раз ему хотелось быть совершенством. Но ее близость так возбуждала Коула, что он не в силах был следовать собственным намерениям, руки его тряслись, когда он снимал с нее одежду. Опустив вниз бретельки рубашки и увидев великолепную грудь, он застонал от вожделения. Когда же он вытянулся рядом с ней, ощутив всем телом ее атласную кожу, то ощутил безумный восторг.
Ее томные вздохи приводили его в исступление. Джессика ласкала его пылко, без оглядки, а когда ее ноготки впились ему в спину и бедра, Коул подумал, что сейчас умрет.
Он целовал каждый дюйм ее тела, заставляя Джессику стонать и приходя в восторг от/ее стонов. Он ласкал ее самые интимные уголки и забыл обо всем на свете, когда она попросила его не Останавливаться…
— Коул, Коул… — страстно шептала она под натиском неожиданных, незнакомых ощущений, умоляя взять ее, но ему хотелось продлить сладкую муку, дождаться того момента, когда Джессика уже не почувствует боли.
— Посмотри на меня, — просил Коул дрожащим, хриплым голосом. — Запомни это навсегда.
— Пожалуйста…
— Повтори! — потребовал он, пронзая ее горящим взглядом.
— Навсегда! — произнесла она.
Их губы сомкнулись,
Она оказалась именно такой, какой он рисовал ее в своих мечтах. Настоящим совершенством… Он услышал ее крик, почувствовал ее боль и замер, давая Джессике время привыкнуть к нему, шепча бессмысленные, ласковые слова.
Ну как такое может быть — и больно, и чудесно одновременно? Джессика хотела просить его остановиться и в то же время боялась, что он ее отпустит…
— Сейчас боль пройдет, — выдохнул он ей в ухо.
Джессика услышала его прерывистое дыхание, обняла его за шею и от легкого движения внутри себя испытала незнакомый взрыв удовольствия. Она подалась навстречу Коулу, и он застонал. Она поняла: Коулу нравится то, что она делает.
Он осторожно отстранился от нее.
— Ты перестанешь меня дразнить? — воскликнула она.
Он рассмеялся гортанным смехом:
— Я боюсь сделать тебе больно.
— Перестань! Я хочу…
Он заставил ее замолчать поцелуем. Он был просто потрясен Джессикой, такой открытой, непосредственной в своем желании. Она отдавалась ему всем сердцем, дарила всю себя без остатка. И его собственная любовь к ней затопила его, накрыла с головой.
Ему хотелось, чтобы наслаждение длилось как Можно дольше, он стал двигаться медленнее, но она сопротивлялась, ускоряя темп, и их охватил настоящий пожар.
Их страсть была дикой, свободной, ничуть не похожей на испытанную им прежде. Коул чувствовал, как нежная плоть Джессики сжимается вокруг него, слышал, как она выкрикивает его имя, а когда понял, что она достигла пика удовольствия, он дал волю и себе.
Коул сдался ей целиком: телом, сердцем, душой. Джессика тихо плакала. Он ощутил на плече горячие слезы, поднял голову и взглянул на нее.
— Тебе больно? Да, дорогая? — Коул осуждал себя за несдержанность. Ведь это у нее в первый раз, надо было быть нежнее, заботливее… — Джессика, ну скажи что-нибудь.
Волнение в его голосе вернуло ее к реальности. Она открыла глаза и посмотрела на Коула. В его взгляде были тепло и тревога. Она задрожала от прилива чувств.
— О нет, нет… Это было замечательно!
Он довольно улыбнулся. Боже, какая она красавица! Глаза блестят от страсти, опухшие от поцелуев губы алеют. Похоже, она счастлива. Разве можно не любить такую девушку?
— Да, замечательно, — сказал он устало и лег рядом. — Но…
Она закрыла его рот рукой.
— Никаких сожалений, — прошептала она.